Самая высокая на свете гора

— Знаю, — хмуро признался Левко.

Душа Левка для него самого еще тайна. Но в ней что-то живет, в ней появляется вдруг что-то такое, от чего Левку вдруг хочется сменить кожу. Хорошо питону — он каждый год меняет кожу. А ты живи и живи всю жизнь в одной коже. «Человек меняет кожу». А, это есть такой роман. Угу, мама читала. Левко не читал. Наверно, фантастика. Человек должен всегда жить в своей собственной коже. И все рубцы остаются на ней.

Витя (торжественный и важный) и Левко (хмурый и насупленный) стоят перед Антоном Дмитровичем.

Витя:

— И дело тут совсем не в том, что он против меня всех настраивает… Пускай настраивает, мне все равно… Но он еще и курит, Антон Дмитрович, я сам видел, могу вам показать, где он курит на большой перемене!

— Можешь показать? — спрашивает Антон Дмитрович и не смотрит на Витю.

Он смотрит на хмурого, насупившегося Левка, и тому кажется, что и вопрос задан ему. Но он молчит. Язык во рту у него такой, какой был, когда Левко заболел малярией. Огромный, тяжелый язык, как только он умещается во рту?

— Могу, — с готовностью подтверждает Витя. — Все знают, что курить нельзя…

— Ну да, все знают, — повторяет Антон Дмитрович таким голосом, что Левко удивленно взглядывает на него исподлобья: учитель как будто не очень доволен разговором.

— Левко Савчин тоже знает, что он курит. Левко может засвидетельствовать.

— Ты можешь засвидетельствовать? — спрашивает Антон Дмитрович.

Левко облизывает тяжелым языком пересохшие губы и вдруг говорит:

— Нет! Ничего я не могу засвидетельствовать! Я ничего не знаю!

Откуда-то, словно издалека, до него доносится насмешливый голос Вити:

— Так я и знал. Он его боится. Его все боятся.

— Никого я не боюсь! Совсем я не потому! — кричит Левко Савчин.

И снова душу Левка словно разорвали на клочки. Как будто это не душа, а листок бумаги. Взял и разорвал его душу друг Витя, ничего не понял друг Витя.

А потом Антон Дмитрович велел другу Вите выйти. И они остались вдвоем — Антон Дмитрович и Левко.

Антон Дмитрович ходил по учительской, а Левко сидел за большим столом, покрытым синей бумагой в чернильных пятнах.

Антон Дмитрович положил руку на плечо Левку.

— Знаешь, это только у пчелы глаза так устроены, что она видит одни свежие, расцветшие цветы. Пчела не увидит увядших и сухих, а у человека не так, у человека все сложнее… Как бы тебе объяснить, Левко…

— Мы… мы же дружили… правда, Антон Дмитрович, дружили, а они…

— Пчелы летят только на свежий, яркий цветок, Левко, и от этого добро и им и людям… А у людей не так, человек не может обходить что-либо, человек должен, вынужден видеть все, понимаешь?

— Но мы же дружили, почему же теперь так?

— Иди на урок, а потом мы еще поговорим, хорошо? Ты все расскажешь. Ты вспомни и о них и о себе. Попробуем с тобой во всем разобраться, да, Левко?

И Левко впервые за долгое время с легкостью и без всяких сомнений соглашается:

— Да!

— Умойся, Левко, ты размазал чернила по щекам.

Левко Савчин улыбается, хотя ему и надо возвращаться в класс, где сидят Витя и Юрко. Левко Савчин улыбается, и он уже не такой хмурый, хотя, по правде сказать, ничего еще не распуталось и далеко не все понятно.

МАРКА С ПАЛЬМОЙ

I

Борис и Стась вовсе не друзья, хоть и сидят за одной партой. Просто Стасю поручили подтягивать Бориса по всем предметам, а особенно по географии, и для того, чтобы Борис все время находился «под позитивным влиянием», — так сказала классная руководительница Ольга Петровна. Их посадили вместе, на третьей парте в среднем ряду.

— Тю-у! Надо было меня так посадить, чтобы мы всегда один… как это… вариант писали, а то — какая тут помощь? — И Борька презрительно махнул рукой.

Стась изо всех сил старался влиять на Борьку, но у него ничего не получалось. Борька не поддавался никаким влияниям. Когда закончилась первая четверть, у него в табеле красовались все те же двойки, а Стасю на сборе сказали, что он плохо выполняет свое поручение и ему за это дают выговор.

Стась сперва побледнел, потом покраснел и прижал ладонь ко рту. Он всегда так делал, чтобы подавить волнение.

— Борька, — говорил он после сбора, умоляюще моргая глазами, — почему же ты не сказал, что я тебе помогал, а ты сам не хотел ничего учить? Сколько раз я тебе повторял, что озеро Чад в Африке, а ты на уроке ляпнул — в Китае! Почему ты не сказал, Боря?!

— Что я, на два килограмма поправлюсь, если скажу? И потом, ты мне плохо объяснял. Так что не сваливай с больной головы на здоровую. Раз тебе записали выговор, значит, знали за что!

Нокаутированный этим ответом, Стась замолчал.

Нет, они совсем не были друзьями, хотя и сидели за одной партой.

Стась маленький, тихий, как наказанный первоклассник, в чистеньком воротничке. Боря не умещается за партой и не может втиснуть плечи в прошлогоднюю куртку. Но ему не покупают новой: все равно он через два дня из нее вырастет, говорит его мама.

В классе их прозвали Пипин Длинный и Пипин Короткий. Пипина Длинного все боялись, а больше всех — сам Пипин Короткий.