Самарянка

— Это кто — грачи, что ли, на крыльях вместе с весной такую новость вам принесли? Или по телеку передали вместе с прогнозом погоды на завтра?

Но Андрейка испуганно зажал Мишке рот:

— Не надо смеяться… Будет. Кормчий объявил…

Мишка рассмеялся еще громче.

— Кормчий? Объявил?

Мальчонка снова закрыл Мишке рот, посмотрев на него умоляющим детским взглядом:

— Дядя Миша, вы ж обещали… Вдруг услышат…

Мишка обнял своего друга, стараясь успокоить его:

— Вот и пусть слышат. Конец света ведь, а не конец фильма по телеку. Пусть все люди подготовятся к этому событию. Зачем молчать?

Андрейка всхлипнул:

— Этого всем людям нельзя знать. Я только вам, по большому секрету… Чтобы вы тоже… Вместе с нами…

— Что я тоже вместе с вами? Кормчему вашему поверил?

— Не надо смеяться.., — снова всхлипнул Андрейка. — Я хочу, чтобы вы тоже спаслись вместе с нами…

— И где я спасусь вместе с вами? — стараясь сдержать смех, чтобы еще больше не расстроить мальчишку, осторожно спросил Мишка. — На вашем хуторе?

— Нет, не там… Но это такая тайна… Такая, что…

— Что даже мне, твоему лучшему другу-десантнику, нельзя открыть?

Андрейка обнял Мишку.

— Моя мама вас любит…

Мишка перестал смеяться и серьезно посмотрел на своего маленького друга.

— Это и есть твоя тайна? В таком случае я открою тебе свою тайну: я тоже люблю твою маму. И тебя люблю. Вы мне очень дороги. И запомни: я никому не дам вас в обиду.

Мальчонка взглянул на Мишку полными слез глазами:

— Тогда почему вы не хотите стать моим папой?.. Почему нам не жить вместе? Там… Или здесь… Я на все согласен, лишь бы вместе: вы, мама и я…

— И ваш Кормчий, — хохотнул Мишка, но тут же перешел на серьезный тон:

— Видишь ли… Вы мне очень дороги и я люблю твою маму. Но люблю… Как тебе все объяснить? Любить можно по-разному… Ты еще слишком мал, чтобы понять это. Но знай, что я вас очень люблю: тебя и твою маму.

Они оба замолчали.

— Так что там насчет конца света? — решил перебить молчание Мишка, почувствовав в голосе мальчишки неподдельную тревогу. — Пора сухари сушить?

— Не надо смеяться… Я ж серьезно… Только вам. Если наши узнают, что я… То мне Кормчий…

— Что вы все со своим Корчим, как с писаной торбой? — не сдержался Мишка. — Нашли себе авторитет.

— Он не авторитет, — прошептал Андрейка.

— Тогда кто? И зачем вы его за пахана держите?

— Он — святой.., — выдохнул мальчонка.

Мишка снова расхохотался, на что Андрейка обиженно посмотрел на него и отодвинулся.

— Ладно, ладно, — Мишка обнял мальчонку. — Святой так святой. Что он там еще о конце света напророчил? Когда ждать-то этого конца? Говоришь, скоро?

— То не я говорю, а Кормчий. Он все знает. Ему все открыто. Совсем скоро будет конец всему… Мы уже готовы, а другим знать необязательно. Они и так погибли давно. Кормчий сказал…

Мишка не стал переубеждать упрямого друга.

— А чего тогда врешь? — пробурчал он.

— Я не вру, — всхлипнул Андрейка. — Честное слово, не вру. Кормчий сказал, что совсем скоро… Надо быть готовыми.

— Да не о том я, — улыбнулся Мишка, глядя на доверчивость мальца. — Разве не врешь, когда говоришь, что хочешь, чтобы мы были вместе: ты, я, твоя мама?

— Конечно, не вру. Не вру! Вместе конец света не так страшно ждать.

— Опять двадцать пять, — махнул рукой Мишка. — Я ему про Фому, а он про Ерёму. Ладно, давай дальше. Говоришь, ваши уже готовы к светопреставлению, то есть концу света?

— Готовы, — успокоившись, прошептал Андрейка. — Уже все снесли: и крупы, и хлеб, и бензин в канистрах…

Мишке снова захотелось расхохотаться, но он вдруг вскочил с кровати и стал трясти Андрейка за плечи:

— Бензин? В канистрах?! Куда они снесли?! Говори! Признавайся!

Мальчонка от неожиданности испугался и захныкал:

— Я же сказал: туда, куда и все остальное — одежду, хлеб, крупы разные, свечки…

Мишка вовсе обомлел от осенившей его догадки:

— Ты хочешь сказать — в пещеры?..

Андрейка стал белее стенки:

— Я ничего не сказал… Если они узнают… Если Кормчий… Если…

Он весь затрясся и заплакал. Мишка обнял его и ласково поцеловал в голову.

— Успокойся, солдатик! Никаких «если». Я тебя с мамой никому не дам в обиду. Никому! Даже Кормчему вашему. Успокойся…

То, о чем рассказал Андрейка, не давало покоя Мишке. Со своими сомнениями и предчувствием какой-то неотвратимо надвигавшейся со стороны «погорельцев» беды он пришел к отцу Виталию, но его рассказ не впечатлил батюшку.

— Ну-ка, праведник, читай, что тут написано, — подал он Мишке развернутый молитвослов.

— «Даждь ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», — вслух прочитал тот.

— Уразумел или нет? На себя смотреть надо. На себя! А те, на кого ты так косо смотришь, — святой жизни.

— Особенно один, самый главный среди них, — пробурчал Мишка и пошел от отца Виталия, не переставая думать о том, что так взволновало Андрейку.

В милицию он и не думал обращаться: там хорошо знали, каким драчуном и задирой Мишка был в прошлом, а теперь, узнав о неожиданной для всех перемене в его жизни, смотрели на него без всякого интереса.