Она резко повернулась и увидела перед собой женщину, тело которой было сплошь покрыто татуировкой: от самых бедер к животу поднимались два извивающихся дракона, сплетшихся вокруг пупка причудливым чешуйчатым узором. Такие же драконы обвивали оголенные груди, вонзаясь в них страшными когтями. Почти во всю спину был изображен парящий в небе орел, а под ним — аббревиатура из готических букв СЭР, что означало: «Свобода Это Рай». Устрашающий вид стоящей перед ней незнакомки привел Ольгу в полное замешательство. Она опустила глаза, не в силах совладать с собой от охватившего всю ее душу смущения и страха.
— Чего молчишь? — тем же тоном Макар снова переспросила Ольгу, цинично рассматривая ее с головы до ног. — Смотри, не обделайся! А то заставлю сожрать. Ты, что ли, Бакса?
Обойдя Ольгу со всех сторон, Макар подмигнула двум еще совсем молоденьким смазливым девчонкам, неотступно следовавшим за ней.
— И чего это тебе такое погоняйло прилепили? Какая ты к хрену собачьему Бакса? Скорее Бикса. Или Тутси. Хочешь быть Милашкой Тутси? Вот это клевое погоняйло! Смотрела такое кино-домино? Нет? Там мужик в бабском прикиде[16] все к одной телке кадрился. Не, не смотрела?
Она еще раз смерила Ольгу с головы до ног, подошла совсем близко, вплотную, потом забрала из ее рук намыленную губку и провела ею сначала по Ольгиным грудям, а затем стала водить по животу, опуская все ниже и ниже. Наконец, Ольга пришла в себя и оттолкнула руку Макара.
— Нет, не смотрела, — она уже твердо посмотрела ей в глаза, давая понять, что не боится ее агрессивного вида и поведения. — Мне такое кино неинтересно. Не люблю женоподобных мужиков и мужиковатых баб. Так что прибереги свои намеки для лагерных подружек.
В ответ на эти слова Макар громко рассмеялась:
— Глупенькая! Ты все же приходи ко мне, я не кусачая. А если и укушу невзначай, то не больно…
Макар посмотрела на Ольгу уже откровенно сладострастно и так же сладострастно провела кончиком языка по своим влажным губам.
— Твои папики[17] волнуются, — не встретив никакой ответной реакции, полушепотом сказала Макар, — маляву[18] прислали, просят присмотреть.
Уже отойдя от Ольги, Макар снова надменно посмотрела на нее и громко рассмеялась:
— Держи, Бакса! — и кинула ей назад намыленную губку.
…Ольге стало противно, она потерла ладонями виски и повернулась на другой бок, стряхивая с себя мерзостные ощущения, но, словно наваждение, увидела еще одно знакомое лицо, вызвавшее новую волну неприятных воспоминаний из лагерной жизни. Ольге теперь вспомнилась «дубачка», встретившая ее в первые дни на зоне.
— Марш в «автобус»! Шевелись! — услышала она прокуренный, вечно простуженный голос этой надзирательницы, когда та преградила дорогу спешившей в барак Ольге. Удивленно посмотрев по сторонам, она не увидела никакого автобуса, куда ей велели идти.
Надзирательница злорадно рассмеялась и тут же закашлялась:
— Марш в «автобус», стерва! Где твоя бирка? — и она грубо ткнула короткой резиновой дубинкой прямо в грудь вконец растерявшейся Ольги. И только теперь та все поняла: она второпях забыла пришить нагрудную матерчатую бирку с собственной фамилией и именем, что было обязательным атрибутом одежды заключенных. Ее ж отсутствие влекло за собой немедленное дисциплинарное наказание.
— Шевелись, шевелись! — надзирательница снова ткнула той же резиновой дубинкой, но уже не в грудь, а в правое плечо Ольги, разворачивая ее в сторону небольшого административного дежурного здания. — Там тебе покажут наш «автобус». Для таких, как ты, местечко в нем всегда найдется.
Не смея что-либо возразить, Ольга побежала к двери, на которую показала «дубачка». Отворив ее, она очутилась в насквозь прокуренной дежурке, где за одним большим квадратным столом сидели офицеры — мужчины и женщины. Стол, за которым они отмечали какое-то событие, был заставлен бутылками из-под водки и пива, открытыми банками из офицерского пайка. В комнате было настолько шумно, что на приход Ольги почти никто не обратил внимания.
— Тебе чего? — наконец, подошел к ней офицер в очках с повязкой дежурного на рукаве.
— Мне куда, — робко ответила ему Ольга. — Приказано идти в какой-то автобус.
Эти слова не вызвали у офицера ни удивления, ни смеха — ровным счетом никаких эмоций. Наверное, сажать нарушителей дисциплины в некий «автобус» давно вошло у него не только в обязанность, а даже привычку.
— Прошу следовать за мной, мадам-с, — несколько развязано сказал он, посмотрев подвыпившими глазами на Ольгу. — Не захотела есть хлеб с маслом на воле, так теперь, красавица, жри баланду с черным хлебом да катайся в нашем «автобусе».
И тут Ольга узнала в этом развязанном офицере голос того самого Шурика, который встречал ее, когда она впервые ступила на территорию зоны. Он отпер большим, похожим от амбарного замка, ключом обитую железом дверь и подтолкнул туда Ольгу.
— Милости просим, — безразличным голосом сказал он. — За малейший шум буду добавлять по полчаса. Приятного путешествия!