Самарянка

Ярко светила луна. От ее тихого сияния все вокруг казалось темно-синим. В лунном сиянии блекли даже звезды. Ольга глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Потом повторила еще раз и еще. Это ее всегда успокаивало. Если бы не автоматная стрельба где-то за лесом, то тишину ночи не нарушало ничего, кроме шепота листьев да дивного пения невидимых пернатых обитателей. Ольга вдохнула еще раз, выдохнула на свет сияющей луны густой пар и зашла назад в келью. Сняв платок, прилегла. Она уже знала, что, внезапно проснувшись среди ночи от неприятного сна, до утра уже не сможет сомкнуть глаз.

В келье было немного прохладно и сыро. Натянув шерстяное одеяло до самого подбородка, Ольга посмотрела на горящую лампадку. Ей вспомнилось далекое детство, когда она, гостив в деревне, всегда пряталась под одеяло от лампады, которую ее бабушка зажигала на ночь перед образом Божьей Матери. Давно уже нет ни бабушки, ни деревни, где она когда-то жила, ни лампады. Да и тот образ тоже куда-то исчез бесследно.

«Странно, — подумала она, — почему же я раньше боялась этого света? Ведь в нем так много добра, покоя, тепла…».

Закутавшись еще теплее, Ольга смотрела и смотрела на мерцающий во тьме огонек.

«Исполнилось твое желание, монашка, — подумала она про себя. — Куда хотела — туда попала. А теперь на себя пеняй, что б ни случилось».

Опять какая-то волна страхов и сомнений накатилась на нее. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Ольга прикрыла глаза и попыталась представить себе, чем в эту минуту занимаются ее бывшие сокамерницы. Она мысленно пошла по зоне: через главный вход в высоком бетонном заборе, минуя три ряда заграждений из колючей проволоки и вышки с автоматчиками.

Ольге вспомнилось, как ее привезли сюда вместе с другими заключенными на «кукушке» — в специальных зарешеченных вагонах, которые, пыхтя паром во все стороны, тянул маленький паровозик, развозя зеков по огромной территории, бывшей когда-то частью великой сталинской империи исправительных лагерей. Она вспомнила, как сквозь зарешеченные окна камеры на колесах она вдруг услышала немного театральный мужской голос, торжественно оповещавший через громкоговорители всем обитателям этого печального края о прибытии новых поселенцев:

— Эти люди не захотели жить на воле и есть хлеб с маслом! Они приехали на черный хлеб с баландой!

Позже Ольга привыкла к тому, что так встречали всех, кого раз в неделю привозила «кукушка»: как «первоходок», впервые попадавших по приговору суда на зону, так и «краток» — рецидивистов. Это стало даже некой традицией, ритуалом, когда Шурик — молодой офицер в очках, удивительно похожий на главного героя-растяпу из «Кавказской пленницы» — всякий раз громогласно смеялся над теми, кто с полными страха глазами выходил из вагонов под автоматами охранников и злое рычанье огромных псов.

Так же мысленно петляя по зоне вдоль серых одно- и двухэтажных бараков, нашла свой отряд. Кепка, Кайфуша, Марго, Малина, Тишка… Все ее близкие подруги по лагерной «семье» крепко спали на скрипучих двухъярусных кроватях, давно возвратившись с работ на промзоне, напившись горячего «чифу»[13], поделившись друг с другом последними новостями и сплетнями с воли. Тишка сладко зевнула и, что-то промурлыкав себе под нос, повернулась на другой бок.

Ольга шла вдоль знакомых ей лагерных «шконок»[14], вглядываясь в спящие лица своих бывших сокамерниц. Среди них были те, для кого зона с ее укладом жизни, моралью и неписанными законами — «понятиями» — давно стала родным домом. Были тут и совсем молодые девчонки, попавшие за «колючку» по собственной глупости, неопытности, а кто — по неискушенности жизнью. Наркотики, валюта, участие в организованных преступных бандах, воровство, мошенничество, проституция — чего тут только не было!

Неожиданно Ольга вгляделась в еще одно знакомое лицо, и воспоминание об этом человеке пронзило душу одновременно отвращением и страхом. Она увидела Макара — так звали эту еще моложавую на вид женщину с короткой стрижкой под мальчика. Светлана — таким было ее настоящее имя — имела за плечами несколько ходок за участие в бандах и отличалась в обращении с сокамерницами особой жестокостью. Высокого роста, в прошлом профессиональная спортсменка, она обладала физической выносливостью и силой, что позволяло ей держать верх над отрядом и вершить свой суд над всеми, кто попадал в немилость, унижать слабых и беззащитных. На воле ее ничто не держало: у нее никогда не было ни собственной семьи, ни детей.

Кроме того, на зоне ее страшились еще и потому, что Светлана была одним из лагерных «коблов», принуждавших к сожительству и самому отвратительному разврату молоденьких девчонок из числа «первоходок»[15]. Ольга впервые увидела Макара, когда их отряд согласно установленному на зоне распорядку строем привели мыться в баню.

— Это ты, что ли, Бакса? — стоя под едва теплым душем лицом к покрытой серым кафелем стене, Ольга услышала презрительно-насмешливый грубоватый женский голос и тут же ощутила на себе прикосновение чьих-то шершавых рук.