Самарянка

   – Девки на тебя глаза пялят, ждут, кого позовешь по фату. Леночка Полякова – какая девочка! И пригожая собой, и хозяюшка славная. Помню, ты в армии служил, а она тогда еще совсем соплюшкой была, то и дело бегала ко мне, чтобы выведать, как ты там, на фотографии твои солдатские посмотреть. А теперь выросла, красавица стала. И все тебя ждет. Может, зашлем сватов? Ты не смотри, что они богаче нашего живут. Мы тоже не лыком шиты. Дядя Коля, крестный твой, обещал пособить, а там, глядишь, и тебя поближе к себе пристроит. Он ведь нынче в больших милицейских начальниках ходит. Пишет, что скоро генералом станет. Так что? Будем сватать?

   Мишка улыбнулся и снова обнял мать за плечи.

   – Пока что будем спать. А там видно будет.

   – «Видно будет…», – пробормотала мать, убирая со стола. – Мне вот ничегошеньки не видно. И не понятно. Был парень как парень, а стал… И в кого ты такой богомольный удался? Не пойму.

   Пока мать хозяйничала на кухне, Мишка разделся и растянулся на своей самодельной кровати, больше похожей на обычный деревянный топчан. И едва он лег, как думы роем снова понеслись в голове – толкаясь, толпясь, обгоняя одна другую, сумбурно, без всякой логики и порядка.

   Мишка прямо не стал говорить матери, где он провел целый день. Это и так было ясно: у «погорельцев». Мишка сам не мог до конца понять, почему его тянуло к этим людям: не здешним, действительно немного странноватым своею замкнутостью, нежеланием общаться со всей деревней, а уединившимся на некогда заброшенном, всеми позабытом хуторе. Из всех, кого они принимали у себя, иногда потчевали чаем и вступали в духовные разговоры, был Мишка, к которому они пристально присматривались, не допуская к тому, что было их некой глубоко сокровенной тайной, доступной даже не всем отшельникам этого дикого хутора.

   Но Мишка был рад и этому. С тех пор, как он прикоснулся к духовной жизни, он потерял всякий интерес к тому, без чего раньше не мог жить: разудалому деревенскому веселью, ежедневным походам в местный клуб с неизбежными разборками после вечерней дискотеки и почти ритуальным пьянством в кругу таких же бесшабашных дружков. Узнав, что Мишка повадился к «погорельцам», старые приятели тоже быстро отвернулись от своего некогда закадычного друга, придя к единодушному выводу, что он просто повредился головой. Такого мнения придерживался даже Павел, ближе которого Мишке по всей деревне просто не было.

   Последний случай, происшедший с ним в клубе, окончательно порвал его отношения с прежними дружками и забавами. По привычке он пошел туда, чтобы скоротать долгий вечер. Возле клуба его встретила компания старых друзей-завсегдатаев. Они были заняты «разогревом» настроения: один из них держал трехлитровую банку самогонки, другой подставлял пластмассовые стаканчики, а единственной «закуской» этого «застолья» была такая же банка холодной колодезной воды, которую разливал по тем же стаканчикам третий.

   – О, равнение на появление! – увидев идущего Мишку, компания не могла сдержать своего восторга. – Давай, Мишок, к дружбанам, сегодня жаркий вечер будет.

   – Что, танцы-шманцы до упаду? – усмехнулся Мишка, сразу почувствовав себя чужим в этой компании, потому что отвык от общения.

   – Не, жарче! Ждем гостей с Чугреевки. Им, понимаешь ли, своих баб мало, так решили теперь наших щупать. Пора проучить. Вовремя ты пришел, хороший кулак в рыло лишним никогда не будет.

   Мишку покоробило от этих слов. Он не горел желанием, как бывало раньше, впутываться в здешние разборки с парнями из соседней деревни.

   – Давай, «причастись» вместе с нами перед боем, – тот, кто распоряжался самогонкой, щедро плеснул ему в стаканчик.

   – Откуда таких слов нахватался? – Мишке уже хотелось уйти отсюда.

   – Да вот, пошел по деревне слушок, что наш старый и верный друг решил начать новую жизнь, – рассмеялся все тот же хозяин компании. – Говорят, в церковь стал ходить, по монастырям кататься, с монахами дружбу водить. А я не верю, что с монахами. Говорю, что с монашками!

   Все громко и развязано расхохотались.

   – Говорят, что кур доят, а куры яйца несут, – невозмутимо парировал эту шутку Мишка, ставя налитый ему стакан на пенек рядом с банкой.

   – Ладно тебе обижаться, – не унимался заводила. – Поделись лучше своим «товаром» – монашечками. Мы ж тебе, видишь, до краев наливаем, не жмемся, хоть и самим мало. Ты что, деревенский петух, чтоб в одиночку всех кур топтать?

   Мишка ощутил внутри закипающую злобу. Но он сдерживал себя, чтобы не ответить в тон сыпавшимся в его адрес шуткам, намекам и колкостям.

   – Мальчики, бросьте его уламывать, – кокетливо рассмеялась стоявшая посреди компании накрашенная девица. – Я знаю, в чем тут дело. Просто монахам нельзя пить. Я где-то читала. А еще им нельзя… энтого самого… без чего нормальные мужики жить не могут.

   Все расхохотались еще громче.

   – А с каких пор у него пропал интерес к энтому делу? – завизжала еще одна девица. – По «энтой» части он у нас всегда передовиком производства считался. Хоть орден вешай!