Самарская вольница

Митька Самара и Никита Кузнецов кашеварили на свой десяток, а сами нет-нет да и поглядывали в сторону посада — от берега до посада было чуть более полуверсты. На посаде народ сновал под стать напуганным муравьям перед проливным дождем. Что в городе делается — за частоколом не видно, только на раскатной башне заметны пушкари у пушек, но пушки, как и в Самаре, смотрят дулами в степную сторону, а не на Волгу.

В городских церквах и в Богородском монастыре зазвонили к обедне, народ постарше потянулся к молитве, молодые, смахнув с голов шапки и перекрестившись на купола, продолжали табуниться на торговой площади и у закрытых кабаков. Несколько саратовских стрельцов подошли к кострам самарян, обиняком, а потом и напрямую стали пытать об их намерениях:

— Слышь, братцы, чего вы тут торчите? Снимайтесь с якорей да и гребите по домам!

— Аль вам тесно стало? — прикинулся простачком Никита Кузнецов. — Так мы от города далеко, свою кашу едим. Ежели голодны, так Митька и вам навалит. Доставайте ложки, садитесь с нами обедать.

— Да не за кашу я толкую, — упорствовал стрелец, назвавшийся Яковом Артемьевым, лет тридцати, с лукавыми цыганскими глазами. — Мы ныне сговариваемся с посадскими воеводу и стрелецкого голову Лаговчина попросить вон из города…

— Ну так Бог вам в помощь, стрельцы, а каши нелишне будет отведать, сил прибавится, — отозвался Митька Самара.

— Бог-то Бог, да страшимся, а вдруг вы на нас боем грянете? Скажи, Иван, дело я говорю — пущай самареня и казанцы к себе гребут как возможно скорее?

Его напарник, Иван Баннов, из солдат государева рыбного промысла, с длинноволосой рыжей головой и с нежно-голубыми глазами, поддакнул старшему товарищу:

— Идите домой, стрельцы, не сумневайтесь, у нас к вам злобы нет покудова. Но ежели заварится в городе каша — на разъем с волосами лучше не кидаться, самих оттаскают. — И доверительно добавил: — Сказал нам Ивашка Барыш за большим секретом, что с атаманом плывет живехонький царевич Алексей Алексеевич да низверженный врагами-боярами патриарх Никон! У каждого по стругу для челядинов. Вот и порешили мы царевича и патриарха встретить хлебом-солью да колокольным звоном.

Весть о царевиче и патриархе поразила не одного Никиту Кузнецова. Стало быть, атаман Степан Тимофеевич призрел у себя гонимого врагами царевича и патриарха, а теперь их на прежнее место посадить надумал! Ну и дела-а на Руси начинаются…

— Уже игумен Филарет из Богородского монастыря с нами в сговоре, — добавил Яков Артемьев, — потому как душой в согласии с обиженным боярами Никоном.

— Да-а, братцы, — протянул в удивлении Митька Самара, он перестал жевать разопревшую кашу и, сидя на чурбанчике, вытянул ноги на песке. — Меня вы уговорили, а вот как нам быть с командирами? Тут у нас крепкая загвоздка получается…

Иван Баннов живо подсказал:

— Аль бердыши ваши притупились? Аль под Саратовом раков мало, не сожрут ваших сотников да пятидесятников?

Митька Самара отрицательно покачал головой, откинул шутливый тон и сказал строго:

— Нет, брат Иван! Мы со своими командирами многие годы везде службу правили и обид от них не имеем! Вы со своими управляйтесь, как совесть подсказывает, а мы своих в обиду не дадим! Так ли я говорю, самаряне?

— Так, так, Митяй! Наши сотники нам зла не чинили. За что же их в Волгу к ракам?

— Ежели и учили ратному делу, то не в ущерб домашней работе, всякому промыслу.

— И без зуботычин обходились! На них мы нож точить не станем. А что бранили иной раз за леность к службе, так то на пользу ратному делу оборачивалось. Не обругавши, сами знаете, и замка с чужой клети не сорвать!

— Вот видите, братцы саратовцы? Выходит, как наши командиры решат, так и будет, а мы им всей душой доверяем, — подытожил беседу Митька Самара, обвел взглядом стрельцов своего десятка, добавил: — Но, думаю я, на город войной они нас не поведут. По чужую голову идти — свою нести в заклад, а они нам, головы наши, еще и в Самаре сгодятся… Ежели не для петли, то для хмельного питья, — позубоскалил Митька и к Ивану Баннову: — К слову и спрос, братцы, не сыщется ли у вас чего-нибудь, окромя колодезной водицы, а? Жара такая, моченьки нету…

— Вот славно, братцы, ежели на город не пойдете! — обрадовался Ивашка Баннов. — Ей же ей, за такие слова готов уступить вам бочку пива и свежесоленого осетра вдоволь!

Стрельцы оживились. Тут же сыскались охотники идти с Банновым до его лавки за пивом и рыбой: для великого государя ловлена, да атаману сгодилась. Оба саратовца с десятком самарских стрельцов направились вверх к посаду.

Возвращались они со стрельцами Давыдова, сам стрелецкий голова шел впереди, шел, как говорится, повесив голову. Придя на свой струг, созвал на совет сотников и пятидесятников, кое-как рассадил тесно друг к другу, а сам встал у окошка каюты, спиной к свету.