Читаем Самарская вольница полностью

— Никудышные дела, командиры, — глуховатым голосом заговорил, изредка подправляя длинные усы пальцем. — Известился только что через своих дальних дозорцев Василий Лаговчин, что идет воровской атаман с огромным войском, пеши и на стругах, конницы у него покудова немного из-за сильного падежа в табунах. Но коней он может набрать, не в конях беда. Беда в том, что правду говорил Ивашка Барыш, сметили дозорцы в караване один струг в красном бархате убранный, аки возят царей, а другой в черном убранстве, где, сказывают, едет бывший патриарх Никон…

Стрелецкий голова, переждав рокот удивления своих товарищей, не все еще об этом слыхали, продолжил:

— Ежели кто из простолюдинов до сей поры и колебался, прилепляться ли к Стеньке Разину, то теперь за чудом спасшимся от бояр царевичем Алексеем и за патриархом Никоном всенепременно пойдут и до Москвы… к тому же у них и новый «князь Дмитрий Пожарский» в облике отважного атамана Разина… Пойдут в огонь и в воду, и даже на виселицу, аки за правое дело! — с уверенностью добавил стрелецкий голова таким тоном, что Михаил Хомутов решил про себя: вот сейчас объявит, что и он сам пойдет за царевичем Алексеем мстить московским боярам!

— Так сказывали же, будто царевич Алексей умер, — вставил осторожно сотник Марк Портомоин и плечами пожал в недоумении. — Кому же верить?

— Сказывали так, — согласился Давыдов. — А теперь вот сказывают иное — будто жив! Поди разберись, где правда ходит, а где кривда ползет!

— Неужто царевич войной пойдет на своего родителя? — засомневался казанский пятидесятник Назарка Васильев, от раздумий сводя к переносью редкие светлые брови.

— Будто прежде на Москве не ходил брат на брата и сын на отца! — резонно заметил Марк Портомоин, опустив к полу взгляд продолговатых черных глаз. — Сказывал мне наш священник, что такого немало в старинных летописях прописано… Положили в землю тьму русских ратников, пока честь престола и царскую корону каждый к себе тянул! Эх…

— И что порешил голова Лаговчин? — нетерпеливо прервал Портомоина Михаил Пастухов, постукивая от нервного напряжения каблуками сапог. — Супротивничать будет Разину или оставит город?

— О том смолчал. Воевода дал наказ собрать стрельцов в кремль и запереть ворота, чтоб посадский люд не набежал. Однако приметил я, что стрельцы сотника Гурия Ломакина покинули город и сошли на посад.

Михаил Хомутов не удержался, сказал:

— Вот как! От своих посадских воевода город запирает? А тут еще и атаман Разин с десятком тысяч казаков идет! Как же он целым остаться мыслит? Хоть на небо вознесись, воевода!

— Вознесется непременно, вослед за князем Прозоровским, — буркнул Аникей Хомуцкий. — Ежели затеет бой со своими посадскими да и с казаками тоже. Сколь их там, за частоколом? Три, четыре сотни, не более… — И, посмотрев прямо в глаза Давыдову, спросил: — Ну а нам что делать? Вмешаемся в драку, и нас побьют как котят: не велика мы рать в подмогу обреченному городу.

Стрелецкий голова дернул усищами, криво повел губами, словно говорить для него теперь было страшнее смерти, как бы вслух поразмыслил сам с собой:

— Эва чего испугался! Побьют — не воз навьют, тако же налегке побежишь… ежели уцелеешь! Слепому по пряслу не бродить, всенепременно оземь шмякнешься. Аль мы слепцы с вами? — Стрелецкий голова умолк, словно бы во тьме потерял ориентир на далекий маленький огонек впереди. Кашлянул, прочищая горло, покосился на окно и тихо добавил: — На нас государева присяга, командиры. А по той присяге супротив воров и государевых изменщиков надобно идти на сражение…

Михаил Хомутов не сдержался, резко высказал то, что думал:

— Так на сражение надобно идти с разумом и с равной хотя бы силой! А не как стадо баранов под нож мясника. Сгибнем под стать пучку сухого хвороста, в костер брошенного. Огня не загасим, только силу ему придадим своей бесславной гибелью. И уже было ведь такое! Московские бояре кинули тысячу стрельцов Лопатина — сгибли! Князь Прозоровский кинул встречь войску Разина две-три тысячи стрельцов со Львовым — сгибли! Коль не умерли, то пропали для великого государя. Черноярцы перекинулись к Разину, астраханцы перекинулись! Так неужто наш комариный укус остановит донскую рать? Раздавят нас в полчаса и к Москве пойдут, ежели их тако будут останавливать!

— Верно сказал, Михаил! Немного смысла в наших разбитых головах будет, как лягут они в тутошних песках, — поддержал Хомутова сотник Пастухов.

Марк Портомоин был того же мнения:

— Отчего московские стрельцы замешкались? Отчего они не здесь, под Саратовом, а еще лучше бы и под Царицыном! Давно ведь, еще с апреля известно, что атаман Разин сызнова на Волгу вышел. Чего ждали?

Перейти на страницу:

Все книги серии Волжский роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза