Самец причесанный

Нанесли их скоро: Дандаки не забыла, что в доме медикус. Тащили всех: детей Амаги (их, к слову, среди раненых оказалось больше всех – сражались без доспехов), воинов сотницы и бывших врагов. Те, кто мог передвигаться, доковыляли сами. Игрр не отказывал никому. Первым делом осматривал раны. По его знаку одних выносили во двор, где тут же добивали – этим помочь было нельзя, из тел других муж извлекал стрелы и дротики, промывал и зашивал раны. Я с Сани помогали. Любая «кошка» знает, как зашить рану, а где училась кварта, я не спрашивала. Сани умела, кажется, все.

Появившаяся Бимжи (в бою она не участвовала) принесла сумку горного воска – видимо, мать велела. Сани завладела лекарством и принялась распределять.

Одним раненым вкладывала в рот по горошинке, другим – больше, а тем, чьи раны оказались тяжелыми давала дополнительно по куску в руку. Бимжи посмотрела на это, пожала плечами и ушла. Выглядела дочь сотницы бодрой и радостной – Дней как не бывало. Семя, полученное от меня, прижилось. Видимо, поэтому Дандаки расщедрилась. Горный воск – дорогое лекарство. Оделив им раненых, Сани незаметно прибрала остаток. Умница! От Дандаки награды не дождешься. Игрр ее спас, Бимжи беременна и станет Мадой, а сотница хоть бы поблагодарила. Сарма…

Глава 9

Лиона, она же Пугио, центурион. Довольная

Сарма выглядела старой и жалкой. Коричневое, морщинистое лицо, блеклые глаза, потертые кожаные рубаха и штаны. На голове – облезлая баранья шапка, на ногах – дырявые чуни.

– Где задержали? – спросила мать.

– В пяти милях от лагеря, – ответила Лола. – Перегоняла овец.

– Много?

– Три десятка голов, – хмыкнула декурион. – Половина хромых, остальные – тощие и облезлые.

– Оружие?

– Вот! – Лола вытащила из-за пояса и протянула небольшой ножик со сточенным лезвием. – Это все. Оружия нет, а овцы из тех, что не жалко. Шпионка.

– Не похоже! – мать покачала головой. – Как тебя зовут? Где твоя орда? – обратилась она к сарме, переходя на язык нол. Старуха покачала головой, показав, что не понимает.

– В этой местности говорят на другом наречии, – пояснила Лола. – Я сама спрошу. Кынк агурат ту? Ке орда хач?

Сарма разразилась потоком слов. Она махала руками, указывая куда-то на север, затем ударила себя в грудь и плюнула наземь.

– Ее зовут Старая Ди, – перевела Лола. – Три дня назад ее орда ушла на Север. Ди бросили. У нее нет родни, ей трудно идти, а коня ей не дали. Много лет она пасла чужие стада, а теперь вынуждена замерзать в степи. Ей не оставили палатки и даже теплой шкуры. Она спит с овцами, и те согревают ее своими телами. Овец она собрала в степи: орда их бросила за ненадобностью. Из тридцати половина не доживет до весны, остальных съедят волки. Ей нечем от них отбиться. Она умрет с голоду. Вот как ей заплатили за многолетнюю службу!

– Почему ушла орда? – спросила мать. Лола перевела. Сарма затрещала языком, и среди потока слов я распознала «Балгас» и «Мада».

– От вождя Красной орды пришло повеление: идти к Балгасу. Там собираются выбирать новую Маду. Нынешняя больна и скоро умрет. Вождь хочет, чтоб Мадой избрали ее дочь, потому собирает силы.

– Это правда? – насторожилась мать.

Ди вновь ударила себя в грудь и возмущенно выкрикнула. Перевод не потребовался.

– Верни ей все! – сказала мать Лоле. – И пусть идет куда хочет.

Декурион протянула сарме нож и перевела повеление. Ди задумалась и затрещала.

– Она говорит, что ты добрая, – перевела Лола. – Она не ждала такого от рома. Думала, что мы убьем ее. Говорит: Великая Мать отблагодарит тебя за милость. Она предлагает половину стада за копье и нож. На берегу реки растут кусты. Она нарежет веток, сделает загон для овец и шалаш для себя. Копьем будет отбиваться от волков. Пятнадцать овец ей хватит, чтоб пережить зиму. Дотянет до первых трав, а к тому времени орда вернется.

– Хорошо! – кивнула мать. – Дайте ей пилум и пугио[9] – из тех, что похуже. Отсыпьте полмодия[10] муки – она испечет лепешки.

– Трибун!.. – возмутилась квестор.

– Знаю, что хочешь сказать, Нонна! – вздохнула мать. – Полтора десятка тощих овец того не стоят. Но Ди, не подозревая того, дала нам ценные сведения. К тому же она старая и ее бросили. Мы с тобой тоже не молоды…

Нонна кивнула и удалилась исполнять приказ.

– Декурион! – обратилась мать к Лоле. – Раздели с нами ужин!

«Кошка» радостно кивнула. Приглашение к столу трибуна – честь. Лола заслужила ее: провела разведку, добыла ценные сведения. Я ем с матерью, потому что сегодня дежурит моя центурия. Иначе не позвали бы.

Мы двинулись к палатке претория.[11] Дорогой я поглядывала по сторонам. Заметит мать упущение, выволочки не избежать. Хвала богине, все было в порядке. На валах у частоколов застыла стража, палатки стояли ровно, а свободные от службы преторианки не шатались без дела. Мы вошли в преторий и сели за стол – единственный в лагере. Остальные легионеры, даже центурионы, едят на земле. Когда встал выбор, что взять в поход: побольше припасов или удобную мебель, мать выбрала припасы. На ее месте я поступила бы так же.