Сами мы не местные

– Совсем стыд потерял, – ворчит какой-то стареющий сухарь.

– Да тут потеряешь, с такой-то бабой, – хихикает его сосед. – Такая и правда убьёт – не поморщится.

– Да вы бы потише, – раскатывается величавый голос Онхновча. – Эта женщина – подарок богов. Знак, что Азамату они благоволят. Смотрите, не прогневите.

Шепоток стихает, и в наступившей тишине Эндан вдруг делает стремительный жест, как будто выхватывает саблю из-за пояса и заносит над головой, и выкрикивает:

– Танн!

Все, кто помоложе тут же повторяют этот жест, и весь дом звенит от боевого клича. Азамат наклоняет голову, благодарно, но уверенно улыбаясь.

– Итак, – произносит он, когда все унимаются. – Лиза, нам вот что интересно. Когда ребята вчера добрались до рыночной площади, там не было ни трупа, ни торгашей, только лужа крови. Нам важно знать, к какому клану принадлежал тот джингош. Расскажи, пожалуйста, что ты запомнила из его внешности.

Он говорит спокойно, но незаметно прижимает меня поближе, видно, боится, как бы мне опять плохо не стало от воспоминаний. Но я с самого утра как в ватном коконе, уже и думать забыла о вчерашнем. Теперь бы ещё вспомнить детали…

– А они различаются по лицу или по одежде?

– По одежде, – отвечает Эндан.

– По лицу тоже, – мрачновато сообщает Эцаган, – но это надо научиться различать.

Ну, я не научилась, так что вспоминаем одежду. Вообще военная форма у джингошей бурая, только пояса разных цветов в зависимости от ранга. Этакие мальчики в коричневом…

– Пояс у него был зелёный, – говорю. – На голове такая шапка… эээ… – понимаю, что не знаю ни слова "фуражка", ни слова "берет" ни на одном языке, кроме родного. Господи, как же это объяснить? Да и важно ли?

– А значка на шапке никакого не было? – интересуется давешний толстый дядя.

– Какой-то был, – киваю охотно. И я его даже помню. – Такая золотая лестница, а сверху полумесяц, как лодка… – рисую руками в воздухе для наглядности.

Стоит мне это произнести, как поднимается галдёж.

– О, так ничего удивительного, если он аджрын, ещё бы…

– Аджрыны все у них высшие чины в армии, понятно…

– А мы точно хотим с ними затеваться?..

– Не трусь, зато когда мы их перебьём, остальные сами разбегутся!

Азамат немного хмурится, потом окликает Эндана, и тот достаёт из заплечного мешка трубу, а вернее, рулон. Раскатывает его в центре круга и включает – оказывается, это карта Муданга. На ней тут же загораются точки городов, Азамат наклоняется, придерживая меня, и отмечает наше местоположение.

Кто-то из соседей справа тоже наклоняется и выделяет равнину между восточным хребтом Ахмадхота и южным концом Дола.

– Надо их сюда загнать, да в Доле и утопить.

– Пожалей водичку, – смеётся толстяк. – Да и как ты их загонишь? Они в столице садиться не станут, полетят к своим, на прииски.

– А они разве уже не в столице? – спрашиваю тихонько у Азамата.

– Он имеет в виду подкрепления, – бормочет тот, не сводя глаз с карты.

Эндан отмечает на карте несколько мест – видимо, это платиновые разработки. Они располагаются вдоль обеих горных цепей, ближе к сердцу континента.

– Значит надо в междуречье, – тоном "вы все идиоты" сообщает сухарь-моралист, тыча в карту.

– Я тебе говорю, нельзя в междуречье, – тут же перебивает его сосед. – Там лошади наши, мы не успеем их вывезти! Ты понимаешь, какой это урон!

– Ну а куда мы их денем, в горы закопаем, что ли?! – вскидывается Эцаган. – Это они на нас нападают, а не мы на них. Вы, может, умеете расположить противника, как вам удобно? Я – нет!

Азамат откашливается, снова наклоняется и отменяет все лишние выделения на карте. Потом ударяет пальцем в лесок, из которого берёт начало Сиримирн, как раз в самом узком месте между большими хребтами.

– Вот тут, – говорит он размеренно, – между Ахмадул и Короул расположены их крупнейшие разработки. Я думаю, что их корабли будут приземляться у подножия Ахмадула. Короул-то чужаков не впускает. А между хребтами здесь огромное болото. Я думаю, что мы окружим их здесь. И утопим.

Я вынуждена зажать рот рукой. Понимаю, конечно, что коро-ул – это всего-навсего "чёрные горы", но ничего не могу с собой поделать.

– А мы-то там откуда появимся? – спрашивает Онхновч.

– Отсюда, – Азамат отмечает область по другую сторону Ахмадула, – отсюда, – они рисует стрелки от столицы и от моего дома к верховьям какой-то большой безымянной реки, вытекающей из того самого болота, – отсюда, – он обводит Короул, – и отсюда, – последняя стрелка ведёт от Сирия вверх по течению Сиримирна. – Ну и из космоса, конечно.

– Интересно, – хмыкает толстяк, – а нас Короул, по-твоему, примет?

– С нами боги, – пожимает плечами Азамат. – Имеет смысл хотя бы попытаться…

– Да вот прям так сирияне и стали нам помогать! – перебивает его сухарь. – Они скажут, мол, сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте!

– Мне не скажут, – как-то зловеще усмехается Азамат.

– Это почему? – удивляется толстяк. – Они никогда столичные инициативы не поддерживают.

– Потому, – нравоучительно говорит Онхновч, – что Азамат сириянских женщин ценой собственной красоты спас. Они ему на две жизни вперёд должны теперь.