Народ замолкает, осваиваясь с этой мыслью.
– Вот же ж шакал! – выпаливает толстяк. Азамат раскатисто хохочет.
– Ну ладно, – продолжает обсуждение Эцаган после того, как все просмеялись. – Я вот чего не понимаю, капитан, а почему вы думаете, что джингоши не догадаются, что мы хотим их окружить? Допустим, они не знают, что Сирий вам должен, но всё равно ведь могут перестраховаться. Да и место тут очевидно окружённое, хоть у них там и база…
Азамат снова тянется к карте, чтобы объяснить свою позицию. Ему довольно неудобно каждый раз для этого перегибаться через меня, так что я решаю облегчить ему задачу.
– Я тебе ещё нужна тут? – спрашиваю. – Может, я пойду?
– Ты мне всегда нужна, – улыбается он. – Но можешь идти отдыхать, от тебя нам вряд ли ещё что-то понадобится. Когда ещё народ соберётся, проводишь их сюда, хорошо?
Я целую его в щёку к негодованию моралиста и покидаю третий этаж.
Новые гости не заставили себя долго ждать. Где-нибудь через час прибыл унгуц, а в нём Унгуц, а на заднем сиденье наш духовник.
Оба с интересом оглядывают дом и – один величественно, другой прихрамывая, – шествуют в гостиную, где и оседают.
– Вообще, – говорю, – все наверху, обсуждают, что делать будут… Вы не хотите присоединиться?
Ажгдийдимидин мотает головой, а Унгуц только отмахивается.
– Пусть мальчики поиграют, – говорит он. Потом добавляет, как бы задним числом: – да и Азамату мешать не стоит, – и подмигивает духовнику. Тот укоризненно сдвигает брови.
– Вы поесть не хотите? – спрашиваю.
– Отчего же, можно и поесть, – охотно соглашается Унгуц, усаживаясь поудобнее. – Ты, Ажги-хян, Лизкину стряпню ещё не пробовал ведь? Ну вот сейчас и восполнишь это досадное упущение.
Мне приходится срочно смыться на кухню и включить воду, чтобы Старейшины не слышали, как я фыркаю и давлюсь смехом. Ажги-хян, блин!
На кухне тусуются Ароновы дети. Где их родители, я не знаю.
– Вам не скучно? – спрашиваю, пока еда греется. – Может, вам бук дать поиграть?
– Отец не велит, – мрачно сообщает мальчик. Девочка задирает нос:
– А я не умею.
– А почему не велит? – я развиваю более содержательный ответ. Интересно, а когда с ними не разговаривают, эти дети всё время молчат? Видимо, да. Мальчик так ничего и не отвечает. Я вздыхаю. – Ладно. На вот, у меня есть блокнот и цветные ручки. Хоть порисуй… Игрушки-то с собой не взяли?
Он как-то странно пожимает плечами, берёт у меня блокнот, но ничего с ним делать не рвётся.
Старейшины углубляются в еду и всем своим видом показывают, что я тут лишняя, так что я возвращаюсь на кухню. Дети сидят, как сидели.
– Ну чего вы такие мрачные? – спрашиваю. – Не выспались? Домой хотите?
– Мы нормальные, – категорично отвечает девочка. Мне становится смешно.
– Ну давайте хоть в слова поиграем, – предлагаю я в расчёте, что мой словарный запас на муданжском по количеству должен примерно совпадать с детским.
– А как? – оживляется мальчик.
Дальше я мучительно стараюсь объяснить суть игры. Наверное они всё-таки лучше меня говорят. Но наконец мне удаётся растолковать, чего я от них хочу, и мы приступаем. В принципе, получается неплохо, только девочка поначалу капризничает и заявляет, что имеет право говорить слова "не совсем на ту букву", ведь "я же девочка". Я ей сообщаю, что я тоже девочка, а правила нужны, чтобы было интересно. Кое-как всё-таки удаётся её убедить им следовать, хотя, кажется, она просто иногда путает буквы. И то сказать, маленькая же.
Нас прерывает Ажгдийдимидин. Возникает в арке между кухней и комнатой и протягивает записочку: "Не хочешь ли ты мне рассказать о вчерашнем?"
– Вас интересует, как я его убила или что было потом? – уточняю.
Он дважды кивает. Вероятно, хочет услышать и то, и другое. Потом жестом указывает детям, чтобы ушли в гостиную, где Унгуц встречает их с распростёртыми объятьями:
– Ба-а, какие тут знатные го-ости! – слышу я его весёлый голос.
– Пойдёмте наверх, – предлагаю духовнику. Он кивает, и мы перемещаемся в мой кабинет на втором этаже.
Я довольно конспективно отчитываюсь о вчерашнем дне. Все свои переживания по поводу убийства я уже выплеснула на Азамата и как-то изжила, и возвращаться к ним совершенно не хочу. Само выплёскивание мы сегодня тоже обсудили, так что и там не осталось ничего затруднительного. Ну стошнило, ну поплакала. С кем не бывает.
"Ты уже выговорилась ему" – гласит очередная записка духовника. Вопросительной частицы там в конце и не планировалось.
– Ну да, – говорю. – Естественно. Вы же не думаете, что я вашего приезда должна была ждать? Азамат всё понял, его даже не напрягло, когда я сорвалась. Я сегодня утром попыталась извиниться, так он возмутился, считает, что я имела полное право…
Старейшина смотрит на меня изучающе.
"Бывает, что тебе хочется с ним поссориться?" – пишет.
Я моргаю.
– Нет, зачем?
Он не отвечает, вместо этого пишет:
"В ближайшие дни у него не будет времени с тобой возиться, и тебе придётся это стерпеть. Если не сможешь, по крайней мере, не закатывай публичного скандала, это подорвёт его авторитет".
Я аж задыхаюсь от возмущения.