СамИздат. Фантастика. Выпуск 3

На одном из деревьев, метрах в пяти слева, он увидел две массы — белую и желтую. Белая, плотно охватив ветви, была неподвижна, желтая же беспрестанно меняла свой объем и форму — то растекалась по стволу, то стягивалась в ком. По прежнему опыту Мур уже знал, что это гнездо змеек. Белая масса — их яйца, прикрепленные к дереву клеем, желтая — они сами, змейки-убийцы, охраняющие яйца и ищущие добычу. Снова переведя взгляд на ноги, Мур обнаружил, что несколько крохотных желтых созданий уже ползет по его сапогу. С остервенением раздавив их другой ногой, он повернулся вправо и побрел прочь от мерзких, отвратительных ему исчадий ада.

Не пройдя и нескольких шагов, Мур наткнулся на скелет какого-то животного. Глаза его расширились, сердце забилось сильнее, по всему телу пробежала мучительная дрожь. Он узнал этот скелет, узнал по переломанной задней лапе. Он уже был здесь — в тот день, когда впервые ощутил присутствие Нечто. Оглянувшись по сторонам, Мур ринулся вперед. Преодолев таким образом метров двадцать, Мур остановился, тяжело дыша. Сердце готово было выскочить из груди, по спине лился пот. Горячий влажный воздух, попадая в легкие, не приносил облегчения, и, с трудом переводя дух, Мур подумал: «Нет, так я долго не протяну». Кое-как отдышавшись, он двинулся дальше.

Внезапно — или это ему только показалось? — Мур услышал тяжелый вздох, разнесшийся над джунглями. Во вздохе этом была такая безнадежная тоска, что Мур, несмотря на жару, похолодел. Это была тоска хищника по пище и тоска жертвы, сознающей, что ей не уйти от погони, тоска, смешанная со страхом, тоска, отзывающаяся холодом в желудке, тоска, заставляющая волков выть на луну, а людей — накладывать на себя руки. В этом вздохе было то, что будило дремлющих в юрских болотах динозавров, то, что заставляло жаться к костру пещерных людей, то, что вызывало неосознанный ужас во всех сердцах.

Остановившись, Мур стал прислушиваться, но вздох (или галлюцинация?) больше не повторился. Ни звука не было слышно в этих джунглях, кроме тяжелого дыхания Мура, стука его сердца и нестерпимого звона в ушах. И тем не менее — ошибки быть не могло — Мур ощущал Нечто, оно было ближе, чем когда-либо, казалось, на расстоянии вытянутой руки.

Мощный бросок адреналина в кровь немедленно отозвался во всем теле — от головы до ног. Дико оглянувшись, Мур повернулся и зачем-то стал пятиться спиной вперед, затем опять повернулся и бросился бежать, упал, споткнувшись о корень, лицом в грязь, и лежал так, боясь поднять голову, чтобы не встретиться взглядом с Нечто, которое — он это знал — стоит сейчас прямо перед ним.

* * *

— Пульс поднялся до ста, — ассистент Боул сидел в глубоком вращающемся кресле перед экраном и заинтересованно изучал показатели жизнедеятельности Мура. — Давление — сто сорок на восемьдесят пять.

— Это нормально, — не отрываясь от своего занятия, отозвался профессор Ретт, склонившийся над микроскопом. — У него каждый раз бывает хуже. Впрочем, это неудивительно: с такими-то снами.

На несколько минут в лаборатории воцарилось молчание.

— Пульс сто двадцать, — снова сообщил Боул.

— Дайте знать, если поднимется до ста сорока.

— Хорошо, профессор.

Теперь тишина в лаборатории уже не была полной: она нарушалась частым тяжелым дыханием Мура. Подержавшись немного на ста двадцати, пульс снизился, затем стал резко расти. Когда он дошел до ста сорока, Боул окликнул профессора. В тот миг, когда Ретт встал из-за стола, пульс равнялся уже ста пятидесяти и продолжал стремительно учащаться. Мур стал дышать со всхлипами. Лицо его исказила гримаса ужаса. Приняв решение прекратить опыт, профессор Ретт нажал большую красную кнопку на пульте. В тот же момент нечеловеческий, поистине безумный ужас отразился на лице Мура; писатель широко раскрыл глаза, изогнулся всем телом, открыл рот, словно желая что-то сказать, и внезапно обмяк. На экране засветились нули.

ПАЛОМНИК

Должно считать истинным то, во что веруют повсюду, всегда и все.

Винцент Леринский.

Странник шел, опираясь на корявый дорожный посох. В босые ступни впивались острые камешки, но он не замечал их, как не замечают что-то привычное — шум листьев или небо над головой. Всклокоченная борода и длинные нечесаные волосы развевались под порывами свежего осеннего ветра. Все больше признаков приближения родины встречалось по дороге: теплее становился климат, одни породы деревьев сменялись другими, и усыпа́вшие землю камни уступали место мягкому травяному ковру. Да и сам воздух был напоен запахами, знакомыми с детства, запахами, не замечаемыми дома, но столь ощутимыми после долгих скитаний, запахами, преследующими даже в самых отдаленных уголках мира.