Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Через полтора с лишним месяца после смерти Александра III вел. кн. Константин Константинович в дневниковой записи передал свой состоявшийся тогда же разговор с Николаем II. На вопрос великого князя, давал ли отец перед кончиной какие-либо советы сыну-цесаревичу, император ответил отрицательно. Более того, покойный государь «ни разу не намекнул» наследнику «о предстоящих обязанностях». О. Иоанн Янышев спросил перед исповедью умиравшего императора, «говорил ли он с наследником». На это Александр III сказал: «Нет, он сам все знает». Кстати, и прежде, отправляя цесаревича в заграничные поездки, «отец никогда не давал ему наставлений и предоставлял действовать как вздумается». От такой свободы цесаревичу «бывало и легче, и труднее»[33].

То есть налицо не паника наподобие причитаний, содержащихся в воспоминаниях Александра Михайловича и нуждающихся – как и многое другое в крайне тенденциозных мемуарах этого великого князя – в дополнительной проверке, а, скорее, досада из-за своей неоправданной отдаленности от государственных дел – даже тогда, когда дни отца были уже сочтены.

Озабоченность по поводу того, что «подхватывание» наследником функций угасавшего государя непростительно затягивалось, звучала и среди членов императорской фамилии. Например, Михаил Николаевич в конце сентября писал сыну Александру, находившемуся в Боржоме: «Что же будет в Питере, кто будет управлять Россиею, как это все устроится? Неужели Ники ничего об этом не знает и с ним об этом не говорят? Это более чем странно, и меня тоже очень озабочивает! Ведь подобное важное дело не может устроиться само собою, как-нибудь, без подробных и точных указаний и приказаний самого государя!»[34]

Готовность цесаревича в случае необходимости взять на себя какие-то самодержавные обязанности подтверждают обстоятельства того, как он принял решение отправиться с родителями в Ливадию. В эту крымскую резиденцию императорская семья прибыла 21 сентября из Спалы. Но первоначально Николай планировал расстаться с отцом и матерью и, когда они направятся в Крым, самому поехать к невесте, принцессе Алисе Гессенской, в Дармштадт. Ил. Ив. Воронцов-Дашков выступал решительно против такого шага Николая и писал на сей счет жене – Е. А. Воронцовой-Дашковой – 11 сентября: «Наследник уже принял решение отправиться в Дармштадт, как только император уедет в Крым, и сказал мне сегодня (когда я умолял его использовать свое влияние, чтобы поспособствовать отъезду его отца), что понимает необходимость этого, но что ему так трудно говорить об этом, так как могут подумать, что он торопит отъезд родителей для того, чтобы поскорее уехать самому к невесте. На это я ответил ему, что существует весьма простой способ избежать этого обвинения – уехать вместе с родителями. На это не последовало никакого ответа. Я должен признать, что влюбленному молодому человеку очень нелегко отказать себе во встрече с любимой девушкой, но когда твой отец так серьезно болен и, сверх того, является императором, а сам этот молодой человек является наследником престола?.. Все эти соображения долга должны были бы заставить его остаться [в России]»[35].

Однако 15 сентября Николай резко изменил свое решение. Вот как он написал об этом в дневнике: «Целый день во мне происходила борьба между чувством долга – остаться при дорогих родителях и поехать с ними в Крым – и страшным желанием полететь в Вольфсгартен к милой Аликс! Первое чувство восторжествовало, и, высказав его Мама, я сразу успокоился!» Далее в дневнике наследника приведена информация об осмотре Александра III прибывшим в тот же день из Германии доктором Э. фон Лейденом. Помимо болезни почек, диагностированной ранее императорским врачом Г. А. Захарьиным, Лейден обнаружил у государя, по словам цесаревича, «нервное расстройство – переутомление от громадной и неустанной умственной работы». Можно предположить, что именно эти слова авторитетного врача, которые вновь указывали на связь заболевания отца с переутомлением, послужили для Николая сигналом, что ему надлежит быть наготове перенять какие-то полномочия императора, а потому следует безоговорочно ехать в Ливадию. «Пришлось, – подводил цесаревич в дневнике итог этого непростого для него дня, – изменить свои планы и написать обо всем Аликс!»[36].

Симптоматично, что в письме, отправленном в тот же день в Дармштадт, Николай определенным образом интерпретировал слова Лейдена, отметившего, что причиной охватившей императора слабости является не только заболевание почек, но и также «общее состояние нервной системы». Именно «это», по словам наследника, оказалось «единственным объяснением» и «единственной причиной», заставившими его отказаться от поездки к невесте и принять решение отправиться в Ливадию вместе с родителями. «Я не мог поступить иначе, это решение я принял после целого дня жестокой внутренней борьбы, как преданный сын и первый верный слуга моего отца – я должен быть с ним, когда я ему нужен. И потом, как я могу оставить дорогую Мама в такое время», – писал цесаревич Алисе Гессенской[37].