Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк

На другом снимке я запечатлел появление над Надгробием Зюстерхен. Маленький розовый камень, гладкий, как обсосанная карамельная конфета. Переводилось это название как «Сестрёнка Месть». Эта карамелька быстро проносилась мимо надгробия, вращаясь по сложной петляющей орбите вокруг Стенсен, с заходом на Грювштен. Было понятно, что Зюстерхен это кусок какого-то прозрачного минерала. Или остывшее ядро планеты. За названием же явно крылась некая легенда. Драген отказался её рассказывать:

– Тебе надо сосредоточиться на занятиях, а не забивать голову новоявленными сказками. Вот когда найдём Бленду, я сам куплю тебе «Справочник семилуниста».

Я покорно фотографировал крошку Зюстерхен, терявшуюся на фоне гигантов.

Когда ночью все три луны торчали в небе, было чуть темнее, чем днём. Освещение напоминало мне… новогоднюю ёлку. Разноцветные луны отбрасывали разноцветные тени. И без того чуждый мир приобретал декоративную сказочность, превращаясь в нереальность, в сон.

Сон, из которого не хотелось уходить.

27. Жёлтая пресса

1

В трактире на почтовой станции Баэст угостил меня ягодным дрикком. По вкусу напоминал крафтовое пиво на основе фруктов, которое я терпеть не мог. В ответ я угостил Баэста зерновым дрикком.

– Если ты богат, Матвей, то почему путешествуешь не в своём экипаже? – спросил Баэст. Он не оставлял попыток уличить меня в чём-то.

– У меня был фаэтон с двойкой гофратских тягловых. Но с началом войны добровольно передал их армии Химмельблю.

– Вот так поступок, – недоверчиво протянул Баэст. – Но зачем?

– Подумываю о смене гражданства, хочу стать подданным Гувернюра. Поэтому не жалею средств на победу моей будущей родины. Ты же сам говорил, Баэст, что каждый гражданин должен всеми силами приближать день победы.

– За победу! – гаркнул Баэст.

– За поражение! – ответил я. – За поражение всех врагов Химмельблю.

Нам в ответ со всех концов трактира донеслись не особо восторженные возгласы:

– Слава Гувернюру! Триединый с нами! Огненный шар в глотку гофратского жолтана!

Только из далёкого угла, где сидела та женщина, что была с нами в экипаже, послышалось слабое:

«Чтоб вы все провалились, вояки хреновы!»

Попивая из квадратных кружек с неудобными маленькими ручками, мы опёрлись на барную стойку спиной и разглядывали посетителей привокзального трактира.

В основном то были представители среднего класса общества Химмельблю: студенты, торговые представители и беженцы из районов боевых действий. На людях и на обстановке лежал отпечаток войны. О войне говорили, перешёптывались и спорили.

Военного в железных доспехах и с мечом на поясе окружили несколько женщин с детьми. Совали солдату хлеб, деньги и мешочки с табаком. Тот стоически принимал дары, складывая их в заплечный мешок. Мужья женщин ожидали в сторонке, набивая трубки. Ждали, когда женщины отойдут, чтобы начать со служивым степенную беседу о «положении дел на фронтах». Солдат поглядывал то на мужчин, то на выход, планируя поспешное отступление.

На стенах висели патриотические плакаты. Враги Химмельблю были изображены в виде карикатурных чудовищ. Бравые солдаты Гувернюра протыкали копьями свиноподобного представителя Драйденских Земель, а боевые маги, с выражением сурового презрения, метали огнешары в жирного червя с надписью «Номас» на брюхе.

Третья карикатура называлась «Нерешительный Деш-Радж». Некий человек в чалме, изображавший страну, сидел в позе лотоса и самозабвенно нюхал какой-то цветок. Слева от него навис свиноподобный Драйден, справа – червь Номас. Сзади приближался Гофрат недвусмысленно представляющий собой кучку дерьма. Не замечая опасности, деш-раджиец улыбался. Копейщик армии Химмельблю сдерживал чудовищ, чтобы те не кинулись на нерешительного.

Я изнывал от желания сфотографировать плакаты, запечатлеть на их фоне измождённое лицо солдата, который больше устал от жалости женщин, чем от войны. Сфотографировать торговцев с рекламными листовками или детишек в штанишках до колен, которые играли в войну, угрожая друг другу палками. Химмельские мужчины, все бородатые, как хипстеры, в одинакового пошива камзолах, дымили трубками в углу трактира.

Всё вокруг меня – потенциально гениальные кадры. Но я не мог достать из багажа камеру, чтобы не вызвать подозрения не только Баэста, но и остальных граждан. Драген предупредил меня, что бдительные патриоты примут мою камеру за магическую машинерию и вызовут стражу.

2

Двери трактира постоянно хлопали. Входили новые пассажиры, а предыдущие спешили занять места в обновлённом экипаже. Рядом с нами встал возница:

– Уважаемые кэры, мне очень жаль, но мы задержимся тут на два витка. Нет свободных лошадей. Будем ждать, когда отдохнут ближайшие в очереди.

«Витками» в Химмельблю называли обороты крошечной Зюстерхен вокруг Грювштен. Каждый виток (я замерял по своим часам) равнялся где-то сорока земным минутам. Не велика задержка.

– А мы и не торопимся, не так ли, союзник? – Баэст ожидающе ткнул меня локтем в бок.

– Вовсе нет, ты же знаешь, дружище, меня нигде не ждут.