Самое красное яблоко

В первый раз тревога пощекотала меня, когда мы только въехали в сад. Я хмурилась, оглядываясь, – неужели темные своды дворца вытеснили из памяти ровные ряды деревьев, их кружевную тень, золото лучей, отраженное от алых яблок? Я не узнавала аллеи и деревья, абрисы ветвей, изгибы песчаных дорожек. Красными, почти кровавыми пятнами темнели у корней паданцы, и я сжала губы – при матушке никто не допустил бы такого. Или работники совсем от рук отбились, что позволяют яблокам лежать среди травы?

Но трудно было укорить селян – корзины с верхом полнились яблоками, алыми и блестящими, и не меньше их светились в густых кронах, лишь едва тронутых ржавчиной осеннего дыхания. Хозяйка Котла даровала в этом году щедрый урожай, куда щедрее, чем собирала матушка даже в лучшие годы, но смутное волнение не отступало, саднило, как сорванный заусенец, не позволяя откинуть прочь тревожные мысли и любоваться пышной красотой плодоносящего сада.

А потом я заметила изъеденные чернотой листья, истончившиеся, омертвевшие ветви, скрытые под густой пеленой листвы. Сорвала яблоко – и оно оказалось мелким и мягким, словно еще на ветке гнить начало, и пахло от него… странным и едким. Чужеродным.

Самые дурные из предчувствий окрепли, многоногими монстрами встали за моей спиной, выглянули из-за деревьев. Словно пелену с глаз сорвали: это не я не узнавала сад, это сад разросся, раскинулся до самого леса, поглотив старое поле, сквозь которое когда-то несла я подношение добрым соседям, на котором потеряла год и день своей жизни…

Сад стал больше. И слабее.

Ох, Элизабет, что же ты наделала?

Она лично встретила меня на террасе, прямая, как стальной прут.

– Ваше величество, – ровно приветствовала она меня. – Чем обязана вашему визиту?

Голос ее был спокоен и холоден, как воды озера подо льдом.

– Мы не стесним тебя надолго, Элизабет. – Я улыбнулась, пытаясь сгладить неловкость, чувствуя себя самозваной гостьей в чужом доме, которой лишь из милости не указывают на дверь. – Я приехала как сестра, а не как королева.

Скептическая улыбка едва тронула ее губы, и Элизабет поклонилась и безмолвно скрылась в глубине дома. Я посчитала это за приглашение и последовала за ней.

Дом изменился меньше – те же комнаты, те же гардины, те же статуэтки на полках, словно время замерло, изгнанное отсюда так же, как и я. Хотелось поддаться мороку и утонуть в воспоминаниях, представить, как матушка выйдет из кабинета, нахмурится с наигранной суровостью и погонит нас учиться.

Лучше бы Элизабет здесь все поменяла.

В гостиной сестра застыла у чайного столика, чуть склонив голову – этикет она соблюдала безупречно. Как ни пыталась, я не могла разглядеть за маской безукоризненной вежливости ее истинные чувства.

– Тревожным выдалось лето. Хозяин Вестллида не докучал тебе?

Глаза ее на миг потемнели, но тут же прояснились, и улыбнулась она уже теплее, словно поверив, что лишь забота привела меня в родной дом.

– Я слышала, что у них случился неурожай, но не придала этому значения. – Элизабет слегка нахмурилась, словно коря себя за недостаточную внимательность. – Наши земли, как ты видела, беда обошла.

– О да. Сад больше, чем я его помню, и это странное чувство. Тревожное.

– Странное? Разве ты не гордишься тем, как я сохранила и приумножила дело матушки?

Горьких слов я не сдержала:

– А сохранила ли?

Хрупкая нить, только протянувшаяся меж мной и Элизабет, порвалась со звоном, и снова повеяло стылым могильным холодом.

– А ты иначе назовешь мои успехи? – Голос ее остался спокойным, но теперь низкий звон металла звучал в нем. – Когда неурожай коснулся нас и сад почти погиб от засухи и болезни, я нашла способ исцелить его, я нашла способ приумножить урожай, я нашла способ спасти семью от разорения.

– Ты не относила яблоки к лесу, – я перебила ее, даже не пытаясь скрыть бессильное отчаяние в голосе, – я ведь предупреждала тебя! Ты нарушила договор и навлекла гнев добрых соседей. Вот отчего умер сад!

Элизабет нахмурилась:

– Договор? В своем ли ты уме, Джанет? Хватит уже в сказки верить! Когда болезнь подточила сад, я пришла к сандеранцам, и они дали мне снадобье, которым следовало обрабатывать стволы, и снадобье, которым следовало поливать землю, и снадобье, которым следовало опрыскивать листья. Они научили меня, как отводить от рек воду даже в самый засушливый год, как вывести новые яблони, что и цветут пышнее, и плодов дарят больше, как урожая собирать столько, сколько надобно мне, а не насколько расщедрится земля! – Она почти кричала, жарко раздувая ноздри, вежливость слетела с нее, словно сухая листва, обнажив голую суть, изъеденную алчностью, словно болезнью. Отдышавшись, тише она добавила, не скрывая темного пламени во взгляде: – Все, что я имею, я достигла сама, Джанет. Богатством своим я обязана лишь себе, а не старым легендам. Не оскорбляй меня своими суевериями.

Сандеранцы. Мне стоило догадаться раньше: кому, как не им, удалось бы превозмочь чары добрых соседей, самим того не замечая? Но они никогда не помогают бесплатно. Хотела бы я знать, что потребовали они взамен?