Самое лёгкое время

Они думали о том, как быстро летит время, и вот, слава Богу, уже каждый месяц дают пенсии, стало чуть полегче, а что будет потом, потом… А потом, думали они, время будет лететь ещё быстрее, и станет тогда совсем легко, и это будет самое лёгкое время, и тогда наступит и их час, и что будет в этот час, они не загадывали. Оба теперь имели обыкновение обдумывать малейшие детали прошедшей жизни и, если вспоминали какой-то ещё не исповеданный грех, спешили покаяться на исповеди. Они находили друг в друге то, чего не видели в течение всей совместной жизни – это было нечто сокровенно-родное, близкое, чистое. «Это душа. Да. Это душа», – соглашались они со своими догадками, и говорили себе, что лишь теперь понимают, что значит «не чаять души друг в друге».

В одно из воскресений, когда они пришли из храма с утренней службы, то в подъезде узнали от Пашина, что тот – с выборов. «А что, снова выборы?» – сказали они. «А вы что, забыли?» – сказал сосед, вынимая из почтового ящика свежую газету.

Послушание

Эту историю рассказала староста храма во время чаепития по случаю дня её Ангела. Речь шла о любви, верности, семейных отношениях, вот тут собравшиеся и услышали…

+++

Володю Бояринова пригласили к митрополиту. Секретарь пятидесятилетняя Екатерина Мироновна, с пуховым платком на плечах, начальственным голосом уточнила, быть у владыченьки надо завтра пораньше, до начала занятий, и уже больше не глядела ни на кого, продолжив печатание на машинке.

За спиной будто кто-то хихикнул. Володя оглянулся, тут сидели на стульях два немолодых священника, дремлющий дьякон, старик-монах, а в стороне, у двери, скучала девица с весёлым лицом и книжкой на коленях. Все молчали. В приёмной было тихо, только щёлкали клавиши печатной машинки. Девица смеющимися глазами взглянула на Володю, и он поспешно вышел, недовольный собою. Он знал, кто она – регент хора в их семинарском храме.

Он ждал исполнения одного заветного горячего желания. Месяц назад он просил митрополита о пострижении в монахи. Ему недавно исполнилось двадцать пять лет, он считал свой возраст вполне зрелым для начала отшельнической жизни. Его беспокоили мысли, что день, проведённый не в стенах монастыря, прошёл впустую, а он рискует в любую минуту предстать во грехах пред лице Господа. Грехом он считал чуть ли не всё в этом суетном мире – будь то неуместная улыбка девушки из церковной лавки, или громкий разговор семинаристов на паперти, – словом, то, что указывало, как он полагал, на проделки князя тьмы и отвлекало от духовной брани.

Он с неудовольствием наблюдал за своей жизнью, в которой то и дело обнаруживал греховные вожделения и духовные падения. Приводило в смущение, что на него, статного, видного, заглядываются женщины. С такого молодца иконы писать, высказалась уборщица семинарского общежития. Тяжело жить посреди соблазнов! «Спрятаться бы подальше от молвы и народа, поселиться в лесу, как Серафим Саровский!» – мечтал он.

– Усаживайся, рад тебя видеть! Сейчас Екатерина Мироновна чайку горячего принесёт, – добродушное настроение митрополита Стефана обнадёжило Володю.

Он счёл это хорошим знаком. В его воображении нарисовались картины будущих монашеских послушаний, благодатных молитвенных уединений.

Митрополит беседовал с юношей, наставлял в вере, но об иночестве речи не вёл. Напоследок позвал к себе домой на «личный разговор».

– Не по службе, – сказал как бы виновато.

Володя ушёл от владыки с подарком – бесценной для него толстой книгой святоотеческих писаний. Он считал себя недостойным приглашения в гости к столь высокому лицу, был этим озадачен, встревожен отсутствием ответа на его желание уйти в монастырь, но принудил себя к смирению.

– Накопилось много воспоминаний, будешь помогать, – сказал владыка весёлым голосом при встрече в митрополичьих покоях.

Впрочем, покоями это жилище можно было назвать с трудом. Бедность и теснота резали глаз. Продавленный диван, выкрашенные синей масляной краской стены с иконами, дощатые, без ковров, полы, облезлый шкафчик без стёкол с прогнувшимися под тяжестью книг полками.

Скромность обстановки Володе была по душе, как один из признаков, по его мнению, подвижнической жизни хозяев.

Митрополита Стефана знали в народе как человека неприхотливого. Известно было, что в своё время он, будучи иеромонахом, противился высоким назначениям, считая себя недостойным, но из смирения и ради послушания подчинился решениям церковного руководства. Однако и в сане епископа не оставил правила жить в простоте. Предпочитал ходить пешком. «Волгой», подаренной епархиальному управлению именитыми духовными чадами, пользовался редко, и даже в приходы по области, случалось, ездил на рейсовом автобусе. Он был любим многими за непоказное милосердие. Нередко под окна его дома приходили люди в надежде на помощь, и эту помощь вскоре получали.

Володю усадили в углу комнаты за письменным столом, дали чистую тетрадь, школьную перьевую ручку, чернильницу, прислуживала пожилая монахиня в чёрном одеянии.