«Но сейчас у меня есть время, — подумал Алан. — Да. Времени у меня полно. Я полагаю, мистер Гонт, нам уже пора сказать друг другу «привет», и, я думаю, настало время вам узнать, что бывает с людьми, решившими потягаться с моим городом».
Не обращая внимания на отдаленные звуки, доносившиеся в раскрытое окошко машины, даже не взглянув в сторону здания муниципалитета, где Генри Пейтон, вероятно, руководил силами закона и правопорядка — или пытался это делать, — Алан двинулся вверх по Мейн-стрит, к «Самому необходимому».
И тут громадный пурпурно-белый росчерк молнии распорол небо словно электрическим скальпелем, и пока отгремела аккомпанирующая этой вспышке канонада громовых раскатов, все огни в Касл-Роке потухли.
2
Заместитель шерифа, Норрис Риджвик, одетый в форму, которую он берег для смотров, парадов и прочих подобных торжеств, находился в сарае, пристроенном к маленькому домику, где проживал с матерью, пока она не умерла от инфаркта осенью 1968-го; с тех пор он жил в этом доме один. Он стоял на табуретке. Толстая веревка с петлей на конце свисала с несущей балки. Норрис просунул голову в петлю и стал затягивать ее возле своего правого уха, когда сверкнула молния и две электрические лампочки, освещавшие сарай, потухли.
Даже в темноте ему все равно была видна удочка «Базуп», стоявшая у стены, возле двери, ведущей в кухню. Он так страшно хотел заполучить эту удочку, был так уверен, что она досталась ему по дешевке, но... цена в конце концов оказалась высока. Слишком высока для Норриса.
Его дом стоял в верхней части Уотермилл-лейн, там, где она сворачивала к Касл-Хилл и к Вью. Ветер дул оттуда, и до него доносились вопли продолжающейся там стычки — визг, крики и редкие выстрелы.
«Я виноват в этом, — подумал он. — Не во всем, Господи, нет, — но я — часть этого. Я участвовал. Я — причина того, что Генри Бюфорт ранен и умирает, а может быть, уже мертв, в Оксфорде. Я — причина того, что Хью Прист лежит на каталке в морге. Я — тот самый парень, который всегда хотел стать полицейским и помогать другим ребятам — хотел, еще когда был мальчишкой. Неуклюжий, смешной тупица, Норрис Риджвик, которому нужна была удочка «Базун» и который думал, что купил ее по дешевке».
— Мне жаль, что я это сделал, — проговорил Норрис. — Это уже ничего не исправит, но если это хоть чего-то стоит, мне действительно жаль.
Он приготовился спрыгнуть с табуретки, но вдруг в мозгу у него зазвучал новый голос. «Тогда почему жы ты не пытаешься это исправить, трус ты вонючий?»
— Я не могу, — вслух снова проговорил Норрис. Сверкнула молния; его тень бешено подпрыгнула на стене сарая, словно он уже болтался на веревке и тело его плясало в воздухе. — Слишком поздно.
«Тогда хотя бы взгляни, ради ЧЕГО ты это сделал, — со злостью настаивал голос. — Это ты по крайней мере в состоянии сделать? Посмотри! КАК СЛЕДУЕТ посмотри!»
Снова сверкнула молния. Норрис уставился на удочку «Базун» и... издал изумленный и недоверчивый крик. Он дернулся и едва не слетел с табуретки и не повесился случайно.
Гладкого «Базуна», такого гибкого и прочного, там больше не было. На месте «Базуна» стояла треснутая бамбуковая палка — обыкновенная палка с катушкой от детской «Зебко», прикрепленной к ней одним-единственным ржавым шурупом.
— Кто-то украл ее! — закричал Норрис. Моментально его охватила былая ревность и бешеная злоба, он чувствовал, что должен бежать на улицу и отыскать вора. Он должен убить их всех, перебить весь город, если понадобится, чтобы добраться до виновного. —
«Нет, — возразил все тот же злобный голос, — она всегда была такой. Что украли, так это шоры у тебя с глаз — те, что ты сам себе навесил, по собственному желанию».
— Нет! — Какие-то чудовищные ладони, сжимавшие череп Норриса, теперь стали сдавливать его все сильнее и сильнее. —
Но снова сверкнула молния и осветила грязную бамбуковую палку, стоявшую там, где всего секунду назад он видел «Базун». Он сам поставил удочку туда, чтобы она была последним предметом, который он увидит, шагнув с табуретки. Никого больше здесь не было, никто ее не трогал, следовательно, голос был прав.
«Она всегда была такой, — продолжал сердито настаивать голос. — И весь вопрос лишь в том: собираешься ты что-нибудь предпринять или хочешь просто сбежать во тьму?»
Он поднял руки и попытался ослабить петлю, как вдруг почувствовал, что в сарае он не один. На какое-то мгновение до него донесся запах табака, кофе и какого-то слабого одеколона, быть может, «Джентльмена с Юга», — запахи мистера Гонта.
То ли он просто потерял равновесие, то ли злобная невидимая рука столкнула его с табуретки. Одна нога соскользнула и опрокинула ее.
Крик Норриса был сдавленным, словно его стянули морским узлом. Одна взметнувшаяся рука нащупала несущую балку и ухватилась за нее. Он подтянулся кверху и тем самым немного ослабил петлю. Другая его рука вцепилась в петлю; он чувствовал, как веревка впивается ему в глотку.