Самое родное (рассказы)

молоком поила своим»...

О, святые слова матери! Недаром сказал Горький,

что без матери нет ни поэта, ни героя. С какой

неугасимой силой звучит ее голос! Сколько матерей

повторяли эти слова, прижимая к своей груди сыновей в

годы великой войны, в годы нашей немеркнущей

славы. В подвигах этих лет потомки будут черпать

отвагу и мужество... От берегов Сочи до ворот Берлина в

шеренге знатных витязей сражались вы, верные

сыны моего народа: Плиев на коне, К^очиев в рубке

корабля, Кесаев под водой... В снегах России с

пехотной лопаткой за спиной, дрался, как лев, автоматчик

^швдзихов. Ни «Дикой дивизией» прошлого, ни тру-

состысГна(стоящего никто не упрекнет тебя, моя Осе-

П

тия! Ты выдержала проверку, и потому не обойдена и

ты отцовской заботой и любовью вождя...

Зал гремит аплодисментами, скользит бархат

занавеса. На сцене устало улыбается Отелло — Тхап-

саев и прижимает цветы к лицу.

А на улице звездная ночь. Здравствуй, мой город!

На площади перед театром — гранитный... Ленин на

пьедестале... знакомый взлет его руки. У основания

памятника — белые розы, фиалки.

И опять слышу я обрывки разговоров. «Домой

едешь, или остаешься в городе?» «Конечно, еду» кто

утром коров подоит, детей накормит? Мне рано надо

на ферму». Вглядываюсь: две женщины ждут

трамвая. На них нет ни шляп, ни шелковых платьев. Это те

простые мамы, по ситцевым платьям которых мы

скучали,, когда учились в больших городах. Мамы,

которые в долгие зимние ночи вяжут нам варежки и

носки. Это те простые мамы, чьи руки жнут хлеб, доят

коров, ведут трактора, готовят обеды. Мы гордо

называем их: «наши колхозницы».

Мы привыкли видеть большие многоэтажные дома,

поезда под землей, висячие мосты в горах, зажатые в

металл реки, электричество на горных вершинах,

апельсины в снегах Омска, пшеницу в песках... А вот

это разве не гордость — колхозница-осетинка в

театре!.. Давай вспомним, как жила ты раньше: всегда р.

черном платье, волосы спрятаны под платком. Ты

могла пойти только на похороны, да и то только пол

присмотром свекрови. Ты смотрела на улицу через

щель в заборе, жизнь твоя умещалась на ладони. В

город тебя везли лишь тогда, когда в смертных

муках ты не могла разродиться... А сейчас ты рожаешь

в снежной чистоте родильной палаты. Не знахарка,

не ворожея сидит у измученного твоего тела. Как в

теплом улье, весело живут твои дети в яслях и садах..*.

Два часа ночи. Брожу по сонному городу.*

Подходит милиционер, курносый, молоденький русский

парень.

— Спать пора, гражданка, — говорит он.

Смеюсь, хвалю город и ночь.

— Вы впервые в нашем городе?

12

— Да.

— Тогда завтра непременно посмотрите наши

парчи, музеи. В нашем городе все красивое.

— Да, да, я первый раз в вашем городе..

II я смеюсь, смеюсь от радости. Мне нравится,

что этот юноша называет мой город своим...

Ночь, Огни и звезды. Здравствуй, мой город!

'{равству&* молодость наша!..

1940 г

В ГОРАХ

1.

Ь/анним июльским утром на кутане, где никогда не

* работали женщины, появилась девушка и

сказала старшему чабану:

— Я зоотехник, прислана к вам на работу.

Старший чабан неодобрительно оглядел хрупкую

фигурку девушки, посмотрел на ее маленький

кулачек, который едва охватывал широкую ручку

чемодана, и, подумав: «Не бабья это работа, тем более не

детская», — недовольно пробормотал:

— Что, разве в городе не было взрослых? У нас

не детские ясли.

Девушка возмутилась.

— Я окончила ленинградский зоотехнический

институт,— сказала она, подчеркнув слово

«ленинградский», и с гордостью смело глянула в глаза старику.

— Мне работники нужны. У пас, ма хур,1 здесь

своп институты, потруднее ваших, — несколько мягче

сказал пастух и взял из рук девушки чемодан.

— Идем, если уж пришла, устраивайся. Только

предупреждаю: я сам отдыхать не люблю, и другим не даю

потачки. А работа, на которую тебя прислали — не

легкая, мужская...

Он широко зашагал по узкой серой тропинке,

ведущей к стану. Девушка покорно последовала за

ним, подавляя в себе тревогу и обиду на старика, за

то, что он с первой минуты напугал ее трудностями.

, «Ма хур» — ласковое обращшие: моя дорогая, моя милы,

мое.- -солнце. ,

44

Июльское солнце палило нещадно. В раскаленном

., духе дрожало лиловое марево. Притихли луга,

..; ..уныли травы. До боли в глазах сверкали алмаз-

::!,-е вершины ледников. Легкие белые облака кружи-

л :\-ь между гор, ежеминутно меняя форму.

Девушка едва поспевала за стариком. Высокие

...Олуки ее босоножек глубоко погружались в горячий

; ссок и она часто нагибалась, чтобы вытряхнуть его

•з туфель.

—¦ Вот он, наш институт, — сказал чабан, оста-

:;)ЕЛ1шаясь. На склонах зеленеющих холмов густой

нчч'ыиыо темнели овечьи стада.

— Как их много, — тревожно прошептала девуш-

ла и смущенно посмотрела в коричневое, изрезанное

крупными морщинами, лицо старого пастуха. Потом

перевела взгляд на далекие, величественные снежные

вершины, высящиеся над зелеными пастбищами, над

холмами и серыми скалами. И она, вдруг, показалась

себе такой маленькой, что робость закралась в ее

сердце, и слова старика о том, что здесь работа не

женская показались ей справедливыми. С тоскливой

нежностью вспомнила она уют институтских

аудиторий и впервые пожалела о том, что не приняла