Самое родное (рассказы)

предложение профессора: остаться при кафедре.

«Куда легче: институт, аспирантская стипендия,

большой город, впереди научная работа. А здесь этот

угрюмый старик, уверенный в правоте своей

пастушьей науки, дикие безмолвные горы и

одиночество» — растерянно думала девушка.

Ей вспомнились слова профессора, сказанные им

в первой лекции: «Вы пришли к нам из далеких

горных аулов, из степных кишлаков и станиц.

Нетерпеливо ждут вашего возвращения те, кто послал вас

сюда. Помните это, друзья мои, и старайтесь

получить побольше знаний, а доучиваться будете на

местах, у самой жизни, ибо жизнь — самая лучшая

школа. Свет и мудрость сталинской науки понесете

вы к себе, вы, которым суждено воплотить мечту в

действительность. Вы строите коммунизм —

прекрасное будущее, о котором веками мечтали многие

поколения»...

45

«Но вот я вернулась к себе в горы, а старый

чабан не очень рад мне, — с горечью думала девушка,

идя но тропинке и глядя в спину старого пастуха. —

Может, ошибся старый профессор, сказав, что нас

ждут с нетерпением?»

Чабан остановился. Остановилась и девушка: Из

двери низенького деревянного строения на нее

пахнуло молоком, вареным мясом, черемшой и махоркой..

Это была столовая пастухов.

— Вот, прими гостью и накорми, сказал старик.

Он поставил чемодан у порога и, не оглядываясь,

пошел обратно.

Навстречу девушке вышла высокая седая старуха.

Белоснежные пряди волос выбивались из-под се

черной шерстянной косынки. Оглядев девушку, ома

приветливо спросила:—Кто ты, откуда пришла?

Потом потянула ее за руку, приглашая войти.

— Я из Заманкула. К вам на работу назначена.

Л зовут мегщ^амива.^^

Они вошли в' помещение. Посреди длинной

опрятной комнаты стоял дубовый стол, выскобленный до

желтизны, вокруг него — табуретки, а у правой

стены—полки с посудой.

— Садись, рассказывай. Мать, отец есть у тебя?

Ты замужем? — спросила старуха и пододвинула с*й

табуретку.

— Мать есть, в колхозе работает, а отец с войны

не вернулся. В извещении было сказано, что погиб

под Ростовом... Я еще не замужем, мне только

двадцать один год...

«И что она меня допрашивает?» — с досадой

думала Замира, не спуская глаз с лица старухи.

— Вот как, н тебя, значит, война не помиловала...

Так, так, — промолвила старуха. Затем сняла с полки

чашку, достала из прохладного угла глиняный кувшин

и поставила на стол перед девушкой. — Обед еще не

готов, я тебя кефиром угощу. Пей, пожалуйста. А вот

и хлеб. — Видишь, ма хур, при какой власти вам,

молодым, жить довелось,—присаживаясь рядом с Зами„

Р9Й, сказала старуха.—При другой власти, при царе,

скажем, кому бы ты, сиротка, нужна была? А теперь

4.ч

иыучнли тебя, дочь простого человека, и учпли-то в ка-

;ом городе! Так выучили, что ты на мужскую работу

отважилась пойти... Да,—вздохнула старуха, — новое,

золотое время пришло. Хотя бы твою вот мать взять.

Не спорю, тяжела вдовья доля, но мать знает, за что

вдовствует: за свою власть, за счастье детей. И *с

¦юму же она при деле, человеком ее считают,

заботятся о ней, не то что раньше «сидзаргас»1... Не до-

жил^Коста до наших дней. Другие теперь вдовы,

другая жизнь,* —мечтательно устремив в даль широко,

.открытые голубые глаза, говорила она. — Вам,

молодым, за эту власть жизни своей не щадить,

защищать ее от всякой грязи, от самой маленькой

царапины, любить ее крепко, как мать родную... А

скажи — ты в Москве Сталина видела? Сын мой его

видел, — не ожидая'ответа, сказала старуха.

— А сын ваш где? — спросила девушка.

— Мой сын? — переспросила старуха. — Мой сын

погиб... Нет, не погиб он. Он защищал Москву, под.

Москвой и похоронен. Немца в Москву не пустил,

значит, не напрасно кровь свою пролил. Значит,

не погиб он. Когда он уходил на фронт, я

напомнила ему слова Коста: лучше смерть, чем

позор. — Она сказала это с большой внутренней силой

и гордо подняла свою красивую седую голову.

— А сын ваш учился? — спросила Замира,

проникаясь глубоким уважением к этой женщине.

— Учился, ма хур, в Москве, учился на агронома,

в том институте, который имя Ленина носит... Вот

видишь: сын пастуха учился в Москве. Разве эго.

не похоже на сказку?

«Что ж в этом удивительного? — подумала

девушка. — Тысячи наших студентов учатся в Москве,

в Ленинграде, во всех городах Советского Союза.

Ничего в этом нет сказочного».

А старуха, как бы угадав ее мысли, продолжала:

— В старину, для того, чтобы мальчика только

1 Сидзаргас — вдова — так называется одно из

стихотворении Коста Хетагурова.

47

русскому языку научить, отдавали его в казачью

станицу в батраки. А теперь учат вас в больших

городах, да вам еще и деньги за это платят. Разно ке

сказочные времена наступили?

Не шевелясь, не перебивая, слушала Замира

старуху и вглядывалась в ее светлое лицо с глазами, уст.

ремленными в даль.

— Вспоминаем мы иногда со стариком свою

молодость, а что вспоминать? Нечего. Одни бараны да

отары. То стужа, то жара, горы да тропинки...

Старик, небось, неласково тебя встретил, — не обращай

на это внимания, он только с виду сердитый, а на

самом деле добрый. Боится, как бы ласковым словом

сердца своего не показать. Ты присмотрись к нему, он

свою работу знает, не подведет, многому научит. Он

сорок лет пасет баранов. Мальчиком-подпаском в