Самое сильное (СИ)

- Что дружок, раз уж ты связан, то дал волю своему языку? Смотри-ка, экую проповедь ты мне прочитал! Напоминаю, однако, что сегодня не воскресенье, а здесь – не церковь. Так вот, Томас Рокингемский, да будет тебе известно, что, хотя ты знатно позабавил меня, я не буду столь снисходительным и милым, как прежде. Ты, твоя перезрелая дочка и ваши тупые свинопасы, по недосмотру именуемые вами “слугами”, теперь принадлежите мне, со всеми потрохами. И я не уступлю ни пяди своего законного выкупа. Сколько ты сможешь отвалить за себя звонких золотых монет? Слуг мы посчитаем отдельно.

- Шестьсот золотых – прошипел землевладелец, сообразив, что переговоры уже начались.

- Низковато ты себя ценишь, ну да ладно, я не столь щепетилен. Но где же твоя набожность, сакс?! Надо бы добавить, дабы славный рыцарь Храма Сионского мог употребить твои деньги на богоугодные дела! – с этими словами де Макон обернулся к сэру Амори, который изобразил самое елейное выражение лица.

Саксонец побагровел ещё больше, хотя уж и казалось, что дальше некуда.

- Чтоб вас всех…- опять начал он, но тут же взял себя в руки и обречённо согласился ещё на триста золотых.

- Отлично. Теперь, что касается твоей челяди, мы не станем обижать их слишком низкой ценой. Скажем, по пятьдесят золотых на человека; идёт?

Томас только рукой махнул, мол, “пропадай моя телега, все четыре колеса”. Но тут же беспокойство отразилось на его лице, и он обратился к хозяину замка, негодующие шипя:

- А что же насчёт моей дочери? За какую цену я смогу вернуть её?

- Дочери? – притворно удивился здоровяк, – О чем ты, Томас? Я был уверен, что тебе отлично известно, что твоя дочь – больше не твоя забота. Она выйдет за Этьена де Баже, храброго и удачливого капитана наёмников, и будет жить с ним, как оно, а, да “В радости и в горести, в болезни и здравии”, чего-то там траляля-ля-ля, ммм… “Пока смерть не разлучит вас”... То есть, их. Ты сможешь попрощаться с ней, когда за тебя внесут выкуп. Кстати, кого из слуг ты собираешься отправить за ним? Мы дадим ему хорошую охрану, чтоб никакие разбойники не отняли у бедняги нашу законную добычу!

Будничность, с которой барон решил судьбу его дочери, так легкомысленно относясь к чужим предпочтениям, на миг лишила Томаса дара речи. Он не был слишком уж знаком с де Маконом, да, признаться, и не стремился к тому, справедливо полагая его жестоким, жадным и бессердечным человеком.

Но то, что произошло сейчас, не укладывалось ни в какие рамки. Законы были полностью на стороне землевладельца, поэтому он, нимало не колеблясь, пообещал, что будет жаловаться принцу Иоанну.

Барон, кстати, отлично сознавал, что пленник прав – такое поведение со его, де Макона, стороны и впрямь сурово каралось законом. Если, конечно, возможно было доказать преступление. Тем не менее он гнул свою линию.

- Ты можешь жаловаться на меня хоть папе Римскому, хоть господу Богу, хоть всем святым в моей часовне, имён которых я уж и не упомню. И вообще, я не понимаю, чего ты упрямишься? Взгляни на этого доблестного рыцаря, он молод, дамы считают его привлекательным, знатен. Уж о большем твоя дочь, которая, кстати, скоро выйдет из брачного возраста, и мечтать не может. – он повернулся к сэру Этьену, с усмешкой наблюдавшему за происходящим.

В самом деле, для вас честью должен быть тот факт, что я вообще изволил обратить внимание на вашу девицу – смею надеяться, она ещё девица? И она весьма хороша собой, а уж за приданным для единственного дитя вы, я надеюсь, не поскупитесь. Конечно, у нее есть некоторые недостатки, и все благодаря вашему воспитанию. Скажите мне, сударь, – он обратился к несчастному отцу, который даже не находил слов, чтоб ответить, – За каким дьяволом ваши попы научили ее читать? Вы хоть понимаете,что слабый разум женщины не в силах вынести этой ноши?! Кроме того, какой мужчина потерпит рядом с собой супругу, которая может написать письмо сама, следовательно, за ней и проследить-то нельзя?!

Окружающие аж притихли в ответ на столь неожиданную сентенцию. Для тех времён была нормой всеобщая безграмотность, даже среди аристократов. Сэр Осберт сморщился, как будто раскусил гнилой фрукт. Однако, он быстро овладел собой и с неподдельным удивлением воскликнул:

- Но сударь, и вправду, зачем вам это понадобилось?

- На этот вопрос могу ответить я, – спокойно сказал тамплиер, слушавший беседу со скучающим видом.

- Дело в том, что, судя по слухам, наш герой собирается выдать дочь за непосредственного потомка святого Эдуарда Исповедника.