Самое сильное (СИ)

Сен Клер гнал отряд что было духу, не останавливаясь на привалы. Надо признать, что дисциплина была отменная – каждый воин или паж знал свое место и роль, послушание командирам было беспрекословным – чувствовалось, что эти люди много и часто воевали вместе, привыкнув, таким образом, мыслить и действовать как отдельный организм.

Сам тамплиер ехал сразу позади своего оруженосца Джослина, внимательно вглядываясь в окружающую темноту. Что уж он там видел, было малопонятно, впрочем, судя по выучке и повадкам рыцарь был опытным воином, готовым практически к любой неожиданности. Сэр Этьен же, казалось, был гораздо более легкомысленен, целиком и полностью занявшись успокоением своей пленницы. Внимательный зритель, однако, мог бы заметить, что несмотря на напускную беспечность, глаза его так же были в основном сосредоточены на окрестностях.

Сэр Осберт снова уснул, положив голову на колени своей спутницы, отчего ноги у нее быстро затекли, но она боялась пошевелиться, чтоб не помешать его отдыху, надеясь, что проснувшись, он сможет гораздо более эффективно заступиться за своих спутников.

Она и сама чутко дремала, понимая, что день будет долгим и усталость не будет для нее помощником.

Появление Паэнгарда они проспали, очнувшись лишь тогда, когда шум спускаемого моста возвестил о прибытии к цели.

Протерев глаза, послушница высунула голову из носилок, с немалым интересом разглядывая замок.

Паэнгард, как и другие твердыни тех времён, строился много лет назад, хотя был не таким уж и старым. Он, как и другие замки такого типа, стоял на небольшом возвышении. Стены его были прочны, а башни – весьма высоки и заметно было, что их периодически ремонтируют. На башнях развевались флаги его бессменных хозяев – семейства де Макон – серебряный лис на черном поле, а по бокам от него – два дуба. Геральдически правильная, но странная поза лиса частенько приводила к тому, что, кстати, владельцев Паэнгарда иногда, хотя и тихо и с оглядкой, называли “помечающими свои владения”.

Вокруг замка шёл глубокий ров, наполненный водой из соседней речушки, через который был перекинут широкий мост.

Приблизившись к замку, тамплиер громко и нетерпеливо затрубил в рог. Ясно было,что он ни единой лишней минуты не желает находиться на открытом пространстве. Да и его люди периодически оглядывались на оставшийся позади лес, как бы опасаясь того, что может оттуда выйти.

- Сэр Осберт – послушница осторожно тронула рыцаря за плечо. Тот медленно раскрыл свои глаза, небесно-голубого цвета и попытался сфокусироваться на её лице.

Девушка только мрачно вздохнула. Рыцарь выглядел совсем больным. Она и раньше видела его в похожем состоянии, но сейчас головная боль донимала его уже более двенадцати часов. Сколько ещё он сможет выдержать?

Она не сказала всей правды Томасу Рокингемскому и его восторженной дочке. Рыцарь действительно был ранен при взятии Акры, точнее, на устроенном после взятия турнире, но его головные боли усиливались после обильных возлияний. Так случилось и вчера – перебрав на пиру, который устроил отец Осберта, сэр Адальберт ле Дюк после турнира, он с большим трудом дотащился до опушки леса.

Доминика действительно была послушницей в монастыре святой Ирменгильды. Она и вправду отправилась на турнир с целью лечить там раненных. Но, как любая женщина в те времена, одна она могла доехать лишь до ближайшей к монастырю уборной.

Они отправились в обратный путь, не мешкая, сразу по окончанию пира. И втемяшилось же не слишком протрезвевшему Осберту решить, что без его сопровождения отряд монахов и послушниц непременно затеряется в лесу!

Так и получилось, что отстав от остальных, полупьяный рыцарь, его странноватый шут и пожалевшая воина девушка оказались одни.

Пока Доминика размышляла, носилки ввезли в замок и практически вытряхнули оттуда пленников.

Всех повели в разные комнаты, слуг просто заперли в нижней оружейной (впрочем, кроме пары куч проржавевшего хлама, оружия там не было), Мабель и ее служанку Бланш куда-то увел один из пажей сэра Этьена. Она плакала и рвалась к отцу, но ей отказали, вежливо, но неумолимо.

Хозяин Рокингема громко кричал, призывая в свидетели всех святых и папу демонов, что мерзавцы без чести и совести, похищающие людей и отделяющие ребенка от отца (тут его красноречие достигло пределов, даже у наёмников вытянулись лица), заслуживают несомненной строгой кары. От требовал сию же минуту представить ему хозяина замка, сэра Жеро де Макона, иначе его жалоба дойдет до самого принца Иоанна.

Хамона и плохо стоявшего на ногах сэра Осберта заперли отдельно, причем Хамон громко распевал что-то про песню, которую невозможно задушить или убить. С чего он взял, что кто-то собирается с ним это делать, было непонятно. Слуги на всякий случай старались держаться от него подальше, справедливо полагая, что безумие может быть заразно.