Самое страстное перемирие

Вернувшись в Нью-Йорк, Кейт обнаружила, что ее мать находится в опасно нестабильном состоянии. Фиона обвинила дочь в том, что она виновата в сердечном приступе отца. Что этого никогда бы не произошло, если бы Кейт не была таким эгоистичным, безответственным ребенком, уехавшим в Европу и доставляющим столько неприятностей.

Измученной беспокойством и невыносимым горем после смерти Берни, Кейт вскоре тоже пришлось бороться с чувством вины. Она знала, что ее приоритетом должна быть мать. Что ей придется сделать все возможное, чтобы попытаться помочь Фионе пережить это — не дать ей впасть в полное отчаяние. Она должна была заглушить боль от утраты. По крайней мере, пока.

Никоса тоже следовало забыть. И Кейт поклялась не думать о нем. Пока она не найдет подходящее время.

Пока Фиона не станет достаточно сильной, чтобы услышать новость о том, что она влюбилась в беззаботного грека Адониса. Что она помолвлена.

Кейт точно знала, что эту новость следует сообщить своей матери очень осторожно…

Но внезапно появился Никос и нарушил все планы Кейт. Поскольку реакция Фионы на их помолвку была предсказуемо негативной, Кейт встала между ними, принимая словесные удары на себя. Фиона требовала ответа. Понимает ли Кейт, что она делает, приводя это никчемное существо в их семью? Неужели она настолько глупа, чтобы вообразить, будто может выйти замуж за такого человека?

Она уже убила своего отца! Хотела ли она, чтобы смерть матери тоже была на ее совести?

Кейт оттолкнула Никоса, преуменьшая его значение в своей жизни, поскольку она боролась, чтобы справиться с проблемами в семье. Она видела боль в этих темно-карих глазах, но не могла ничего сделать с ней. Она не могла больше справляться со стрессом. Никос был сильным… Их любовь была сильной, по крайней мере, она так думала. Позже она объяснит ему, расскажет обо всем. Сейчас ее главным приоритетом была ее мать.

И вдобавок ко всему этому Кейт беспокоилась из-за возможной беременности. Когда у нее были последние месячные? Она не могла вспомнить наверняка, но знала, что это, должно быть, было до того, как заболел ее отец. Она даже не могла думать о том, чтобы сказать Фионе, что она беременна от Никоса. Ее мать придет в ярость.

Взаимоотношения между ними здесь, в Венеции, были почему-то другими. Прошлой ночью Кейт и Никос ужинали вместе, вдвоем, в великолепной маленькой траттории, спрятавшейся у бокового канала, вдали от шума и суеты известных туристических мест. К удивлению Кейт, фотографов тоже не было.

Они держались подальше от опасных тем. Никос рассмешил Кейт. Но в конце ужина она почувствовала в его поведении странное отчуждение. Пьянящий коктейль желания и тоски, кружившийся вокруг них весь вечер, испарился.

В голову Кейт закралась страшная мысль, что она совершенно не понимает, что происходит в красивой голове Никоса Николадиса.

Слишком скоро их поездка на гондоле закончилась, и, когда они вернулись на причал, гондольер вскочил на деревянные ступеньки и протянул Кейт руку. Поблагодарив его по-итальянски, Кейт улыбнулась, когда он, театрально поклонившись, поцеловал ее руку, прежде чем помочь ей сойти на берег.

Обернувшись к ней спиной, Никос дал мужчине чаевые — неожиданную сумму, судя по выражению лица гондольера. Никос что-то сказал — Кейт не могла понять что, — и двое мужчин обменялись рукопожатиями.

— Итак… — Никос взял Кейт за руку и повел ее вверх по лестнице. — Должен ли я постоянно осаждать твоих влюбчивых кавалеров, когда мы гуляем вместе?

— Что ты имеешь в виду? — Она удивленно посмотрела на него.

— Ну, кажется, куда бы мы ни пошли, все мужчины восхищаются тобой.

— Не преувеличивай. Это типично итальянский темперамент.

— Хм… — задумался Никос. — А что, если мне это не нравится?

Они шли рука об руку к площади Сан-Марко, и было забавно, насколько естественно это выглядело. Однако замечание Никоса заставило Кейт остановиться.

— Какое тебе до этого дело? — Она посмотрела на него своими зелеными глазами, и ее слова прозвучали гораздо мягче, чем она ожидала.

— Не знаю. Я задаю себе тот же вопрос.

— А ты уже знаешь ответ?

— Не совсем, нет. — Никос потянул ее за руку. — Иногда лучше не анализировать эти вещи слишком долго.

Они вышли на знаменитую площадь.

— Что ты вообще сказал этому гондольеру? — Феминистка в ней решила приступить к своим обязанностям.

— Я сказал ему не перегибать палку, чтобы не сожалеть о последствиях.

— Ты не сделал этого!

— А может, я просто поблагодарил его за отличную поездку. Как ты думаешь, Кейт?

— Я… я не знаю.

Но, бросив один лишь взгляд на высокомерную ухмылку на лице Никоса, она поняла все. Он намеренно доводил ее. Боже, какой он невыносимый!

— Может, выпьем по чашке кофе? — указал он на столики у кафе вокруг площади.

Кейт покачала головой:

— Я хочу сделать еще несколько фотографий, но ты можешь посидеть в кафе, если хочешь.

Что ей действительно было нужно, так это немного времени без него, чтобы попытаться заглушить нарастающую тревогу. Такой Никос волновал ее даже больше, чем хладнокровный, расчетливый человек, с которым она столкнулась в начале их грандиозного турне.