Только через шесть часов мы достигли крепкого льда, который, как выяснилось, составлял часть Барьера. Но и от него прямо у нас на глазах отламывались огромные глыбы и плыли вслед за дрейфующим паком. Около нас подвижки льда были менее ощутимы – видимо, где-то далеко на западе что-то сдерживало этот процесс. Едва мы вышли из пролива, как весь лед, высвободившийся за мысом Армитедж, поплыл к середине пролива, а оттуда в море Росса. Но край Барьера был уже близок, мы воспряли духом, и я высмотрел большую льдину с бугром – я был уверен, что она примыкает к Барьеру и что, во всяком случае, все трудности позади. Мы резво взбежали на бугор навстречу избавлению от опасности – но что мы увидели с вершины! Вдоль всего фасада Барьера тянулась полоса открытой воды шириной от 9 до 12 метров. Она была забита обломками льда, которые подымались и опускались в такт движению волн, напоминая кипящий котел. В этом месиве свирепо шныряли взад и вперед косатки, а вожделенный край Барьера по другую сторону разводья представлял собой крутой ледяной утес высотой в 4,5–6 метров. Близок локоть, да не укусишь! Внезапно наша большая льдина с бугром раскололась надвое; пришлось поспешно отступить. Я нацелился на устойчивую с виду льдину, внушавшую полное доверие своей толщиной – уже не меньше 3 метров, – приятной округлой формы, с ровной поверхностью. Мы перебрались со всем имуществом на нее и, сделав таким образом все, что в человеческих силах, покормили животных и стали думать, как быть дальше.