Самое ужасное путешествие

С 21 августа происходит обратный процесс. В этот день солнце на какой-то миг выглядывает над морем к северу от нашего дома. На следующий день оно поднимается повыше, находится на небе немного дольше, и через несколько недель восходит точно на востоке, заходит же за Западными горами. Но этим дело не кончается. Вскоре его восход перемещается на юго-восток, а с последних дней сентября восхода как такового не существует, ибо солнце вовсе не садится, но днем и ночью ходит над головой по кругу. В день летнего солнцестояния (21 декабря) солнце на Южном полюсе за сутки описывает полный круг, ни на минуту градуса не смещаясь со своей высоты, в других же местах оно до полудня поднимается на севере, а с полудня до полуночи опускается на юге.

6 июня 1911. Мыс Эванс. Ужин в честь дня рождения капитана Скотта. Слева напрово: Аткинсон, Отс (стоит), Мирз, Черри-Гаррард, Тейлор, Нельсон, Эванс, Скотт, Уилсон, Симпсон, Боуэрс, Гран (стоит), Райт, Дебенем, Дэй

Частые, слишком частые пурги заставляли нас сидеть взаперти, выходили из дому только те, кому надо было снять показания приборов, накормить собак, вырубить лед для воды или принести провиант со складов. В такую погоду даже кратковременные вылазки на расстояние нескольких метров требовали большой осторожности, и предпринимали их только при крайней необходимости, если, например, требовалось расчистить снег у двери, которая иначе не открывалась. Но и в пургу, и в затишье большинство людей собирались в доме после четырех и до половины седьмого занимались своими делами. Незадолго до ужина какая-нибудь добрая душа садилась за пианолу марки Броудвуд – она была нашим верным другом, и, умиротворенные музыкой, мы приступали к еде в прекрасном настроении и с хорошим аппетитом.

Основу ужина составляли суп, слишком часто заправленный томатом, и жаркое из тюленины или пингвинятины, а два раза в неделю из новозеландской баранины с консервированными овощами, на десерт пудинг. Пили сок лимона и воду, иногда с подозрительным запахом пингвинов: лед для воды вырубали с облюбованных ими склонов.

Во время плавания из Англии в Новую Зеландию на судне (или на пароходе, как его упорно называл Мирз) соблюдался приятный обычай выпивать после обеда стаканчик портвейна или рюмочку ликера; но после погрузки главного багажа на «Терра-Нове» не осталось места для спиртных напитков, хотя медики единодушно утверждали, что они не повредили бы. Мы все же запаслись несколькими ящиками вина для торжественных случаев и небольшим количеством бренди для лечебных нужд в санных походах. Любой офицер, который в конце похода разрешал раздать драгоценный напиток, становился необычайно популярной фигурой.

Ввиду отсутствия вина пришлось отказаться от корабельной традиции – в субботу вечером провозглашать старый тост «За наших жен и любимых: пусть любимые станут нам женами, а жены останутся любимыми», а в воскресенье – «За тех, кого нет с нами», что было бы более уместно в нашем случае. Среди офицеров лишь немногие были женаты, хотя, признаюсь, большинство тех, кто остался в живых и возвратился к цивилизации, поспешили обзавестись семьей. Сейчас только двое из них пребывают в холостяках. Бывшие участники экспедиции безусловно преуспевают на семейном поприще – хороший полярный путешественник обладает всеми достоинствами и недостатками хорошего мужа.

На пианоле, у головного стола, помещался граммофон, а под единственным нашим зеркалом, на перегородке каюты Скотта, в самодельном ящике с полками хранились пластинки. Обычно граммофон заводили после обеда. Можете себе представить, какое это было блаженство. Надо быть отрезанным от цивилизации со всеми ее благами, чтобы полностью ощутить на себе силу музыки, помогающей вспомнить прошлое, увидеть настоящее в ином свете и проникнуться надеждой на будущее. Среди пластинок имелись записи лучших произведений классики, и добряков, бравших на себя труд их ставить, вознаграждала уютная домашняя атмосфера, которая в результате устанавливалась в доме. Но вот посуда убрана и некоторые с книгами и играми садятся за стол. Остальные снова расходятся и принимаются за работу. Как ни странно, те или иные игры то входили в моду, то предавались забвению без всякой видимой причины. Несколько недель все увлекались шахматами, затем они уступали место шашкам и триктраку, а потом снова обретали популярность. Примечательно, что хотя у нас были с собой игральные карты, никто, кажется, не рвался в них играть. Право же, не припомню, чтобы на зимовке кто-нибудь перекинулся в картишки, хотя на судне во время плавания из Англии такое случалось.