Самое ужасное путешествие

Мало нам было – так в последующие четыре дня снежная слепота[111] поразила половину наших людей. Когда мы достигли Бирдмора, Боуэрс записал в дневнике: «Боюсь, я дорого заплачу за то, что вчера вел пони без защитных очков. Правый глаз у меня совсем закрылся, а левый довольно сильно распух. Если это снежная слепота, то она продержится дня три-четыре. Боюсь, на сей раз я попался. Мне больно смотреть на бумагу, глаза жжет, словно кто-то насыпал в них песку». И далее: «Четыре дня не вел дневник: адски болели глаза, а спина разламывалась от тяжелейшей работы – такой мне еще не доводилось выполнять… Я слеп, как летучая мышь, Кэохэйн, из моей упряжки, тоже. Рядом со мной идет Черри; Крин и Кэохэйн – позади. Я залепил очки пластырем, чтобы защититься от света, только в центре оставил маленькое отверстие, сквозь которое вижу лишь кончики моих лыж. Но из-за испарений очки беспрестанно запотевают, из глаз текут слезы, вытереть их на ходу я не могу – обе руки заняты лыжными палками; сани же нагружены так тяжело (на них теперь лежит поклажа, которую везли собаки), что останавливаются, стоит хотя бы одному чуточку ослабить усилия. Нам удавалось продвигаться лишь небольшими пробежками в несколько сот метров, после чего сани зарывались в снег так глубоко, что превращались как бы в плуг. Между тем труднее всего даже не идти, а сдвигаться с места – чтобы сани тронулись, приходится дергать их изо всех сил раз десять, а то и пятнадцать»[23]. Слепота поразила стольких отчасти из-за тягот последнего напряженного перехода с пони, отчасти же по нашей оплошности: как-то не сразу поняли, что теперь, при дневных походах, мы больше подвержены воздействию солнца, а значит, следует принимать дополнительные меры предосторожности. Прекрасно помогали кокаиновые и цинко-сульфатные таблетки из аптечки, но и примочки из дважды прокипяченных чаинок, обычно выбрасываемых, на куске хлопчатобумажной ткани, хорошо снимали боль. Таниновая кислота, содержащаяся в листьях чая, обладает вяжущими свойствами. При снежной слепоте человек все равно практически ничего не видит, так что и с глазами, завязанными носовым платком с примочкой, он работник не хуже.

«Ледник Бирдмора. Посылаю с собаками всего маленькую записку. Дела не в таком уж розовом свете, в каком могли бы быть, но мы не унываем и уверяем себя, что должен же быть поворот к лучшему. Хочу только сказать вам, что я в состоянии по-прежнему от других не отставать»[11].

Впервые сани были нагружены так тяжело – на каждых лежало по 400 килограмм. Даже Боуэрс спросил Скотта, не пойти ли челночным способом. Вечером Скотт сделал в дневнике такую запись: