Помню, как в тот день мы прокладывали путь: мы с Боуэрсом тащим легко нагруженные сани, пробиваемся сквозь белую туманную стену. Первые сани, запряженные лошадью, подталкивают все вместе, гурьбой, помогая бедняжке выкарабкаться из снежной топи, в которой он вязнет. Вслед за первыми санями погнали остальные, и когда весь конный отряд пришел в движение, партия возчиков вернулась в лагерь за своим грузом. Среди нас не было ни одного, кто бы по своей воле причинил страдание живому существу. Но что нам оставалось делать – не могли же мы заложить склад с кониной на этой топи! Час за часом мы брели по рыхлому снегу, не решаясь даже остановиться на ленч, ибо понимали, что второй раз нам не стронуться с места. Мы пересекли несколько крупных валов сжатия и неожиданно оказались в их окружении, затем, резко поднявшись вверх, увидели справа от себя ту самую глубокую расселину, а впереди – обрыв льда, подвергшегося чудовищному давлению.
Описанные особенности ледниковой поверхности характерны для зоны контакта различных ледниковых форм – участка, где ледник Бирдмора, расположенный в сквозной долине, впадает в шельфовый ледник Росса, причем здесь возникают сложные динамические напряжения, обусловившие в свою очередь возникновение валов сжатия и многочисленных зон трещин. Все эти особенности уже были описаны Э. Шеклтоном во время его экспедиции 1908–1909 годов (см. Э. Шеклтон. В сердце Антарктики. Л., Изд. Главсевморпути, 1935).
Скотт, естественно, опасался трещин, и хотя мы знали, что здесь есть проход, найти его при плохой видимости было очень трудно. В полной растерянности мы часа два блуждали вокруг да около и по крайней мере один раз застряли всерьез и надолго. И тем не менее мы понемногу продвигались вперед. Скотт присоединился к нам, мы сняли лыжи и пошли на разведку – посмотреть, где трещины и нельзя ли где-нибудь пройти по твердой поверхности. При каждом шаге нога проваливалась на 40 сантиметров, а то и выше колена. Положение спас Снэтчер: его обули в снегоступы и поставили во главе каравана. Сниппетс едва не угодил в большую трещину – круп его уже был там. Но его удалось быстро распрячь и вытащить.
Не знаю, сколько времени мы шли, с тех пор как Скотт повел отряд вдоль расселины. Пересекли ее скорее всего после крутого спуска с твердым льдом под слоем снега. Теперь за спиной ясно просматривалось кольцо сжатия. Уже собирались заложить склад в этом месте, но пони еще передвигали ноги, правда, с трудом, понукаемые нами. Скотт приказал идти до утра, пока они идут, и они вели себя героически. Казалось, при таких условиях они и километра не сделают, а они с муками шли одиннадцать часов подряд без длительной остановки и покрыли расстояние, по нашему мнению, миль в семь. К сожалению, одометры, забитые рыхлым снегом, не действовали, и впоследствии мы подсчитали, что они все же прошли не так много, вероятно, не больше 8 километров. В 3 километрах от снежных заносов, затопивших Ворота, наконец стали лагерем. Теперь можно и отдохнуть! И какое счастье, что не надо больше подгонять этих измученных пони! Настал час, когда им суждено успокоиться навеки. Это было ужасно. Лагерю дали название Бойня.
Отс подошел к Скотту, стоявшему в тени горы Хоп. «Ну, Титус, поздравляю», – сказал Уилсон. «А я вас благодарю», – сказал Скотт.
Так закончился барьерный этап нашего путешествия.
Ледник Бирдмора
Южный поход должен выполнять основную задачу экспедиции… Не следует закрывать глаза на то, что научная общественность, равно как и широкие круги публики, будет судить о результатах научной работы экспедиции в зависимости от того, выполнила ли она свою главную задачу. Если да, то перед ней откроются все дороги, ее работа будет изучена с должным вниманием. Если же нет, то даже самые блестящие результаты могут остаться незамеченными или забудутся, во всяком случае на время.