Самое ужасное путешествие

Пони протащили двадцать четыре недельных рациона провианта на четверых от подножия ледника приблизительно на пять миль вверх по течению, но мы все равно выбились из графика. Уже несколько дней мы пользовались высотным рационом, то есть провизией, которую по плану не следовало трогать до закладки Ледникового склада, а до намеченного местонахождения склада оставался еще день пути. Повинна в том, конечно, была пурга, но кто мог ожидать ее в декабре, одном из двух самых спокойных месяцев в Антарктике? Еще более серьезным препятствием явился рыхлый свежевыпавший снег, словно пухом прикрывший всю землю, в котором мы обычно тонули по колено, а сани зарывались до перекладин, бороздивших сугробы. Шеклтону благоприятствовала ясная погода, в низовьях ледника он нашел лед без снега,[109] Скотт же справедливо сетовал на то, что ему не повезло.

Десятого декабря мы лишь к полудню закончили все приготовления к тому, чтобы дальше своими силами везти сани. Здесь мы оставили конину для людей и собак, трое трехметровых саней, одни четырехметровые и огромное количество одежды и конской сбруи. Для начала образовали три упряжки по четыре человека – на долю каждой приходилось около 250 килограмм груза – в таком составе:

1 – Скотт, Уилсон, Отс, старшина Эванс;

2 – лейтенант Эванс, Аткинсон, Райт, Лэшли;

3 – Боуэрс, Черри-Гаррард, Крин, Кэохэйн.

Вторая упряжка уже тянула сани несколько дней, причем двое – лейтенант Эванс и Лэшли – еще с тех пор, как в Угловом лагере вышли из строя вторые моторные сани; естественно, она была слабее остальных. Кроме этих трех саней, 300 килограмм груза и 100 килограмм провианта для Нижнего ледникового склада везли две собачьи упряжки, проявившие себя как нельзя лучше. Складывалось впечатление, что Амундсен правильно выбрал средство передвижения.[110]

Ворота представляют собой брешь в горах, так сказать, боковую дверь, ведущую на огромный ледник с сильно изрезанной поверхностью. Ко времени ленча мы добрались до перевала, но полтора километра до первоначальной точки преодолевали шесть мучительных часов. Пока можно было, везли сани, идя на лыжах, но наступил такой момент, когда они только мешали. Сняли их – новая беда: проваливаемся по колено, сани же буксуют, и ни с места. Зато сбруя тем временем высыхает на солнце, при малейшей возможности мы раскладываем спальники для просушки, а после 680 километров снежного пути зубцы из красного гранита ласкают глаз. Ворота забиты снегом в огромном количестве, накопившемся между горой Хоп слева от нас и материком справа. Из книги Шеклтона мы знали, что Бирдмор – очень коварный ледник. Достигнув перевальной точки, поели, а ближе к вечеру начали спуск и стали лагерем уже на самом краю ледника. Но вот огорчение: как мы и опасались, его покрывал рыхлый снег, настолько глубокий, что не видно было даже признаков твердого льда, о котором сообщает Шеклтон. «Палатки ставили при довольно сильной поземке и ветре, он и теперь еще дует и, надеюсь, будет дуть и дальше, ибо каждый час он уносит несколько сантиметров мягкого порошкообразного снега, в котором мы вязли целый день»[17].

Одиннадцатого декабря перед выходом заложили Нижний ледниковый склад: три недельных высотных рациона, два ящика галет на крайний случай, что тоже норма на три недельных пайка, и два бачка керосина. Этой провизии трем возвращающимся партиям должно с лихвой хватить до Южного барьерного склада. Кроме того, мы оставили банку спирта для разжигания примуса, бутылку бренди для медицинских надобностей и кое-какие ненужные вещи из личного и экспедиционного снаряжения. На сани погрузили восемнадцать высотных недельных рационов, три мешка с провиантом на текущую неделю и сверх того огромное количество галет – десять ящиков, помимо трех, содержавшихся в расходном рационе для трех партий; восемнадцать бачков керосина, две банки спирта для разжигания примуса и немного рождественских лакомств, упакованных Боуэрсом. Каждый рацион был рассчитан на пропитание четырех человек в течение одной недели.