Самое ужасное путешествие

Склянки бьют восемь раз (значит, 8 часов), и два стюарда бегут по палубе, стараясь в целости доставить завтрак из кубрика в кают-компанию. Несколько офицеров, раздевшись, обливаются на палубе морской водой: так как мы идем только под парусами – пара нет, а следовательно, нет и воды в шланге. Офицеры ночной вахты и их снотти слезают с коек, кают-компания оживляется, то и дело слышатся замечания вроде: «Передай джем, Мэри», «Только после вас», «Подвиньте, пожалуйста, масло» и т. д. К завтраку мало кто не приходит в себя.

Ренник спешит покончить с едой, чтобы сменить на мостике Кемпбелла. В это время заносятся в судовой журнал ежечасные и четырехчасовые данные – сила ветра, волнение, показания барометра и другие параметры, которые полагается записывать, в том числе пройденное расстояние, фиксируемое лаглинем (сколько раз я забывал делать эти записи в положенное время и вносил их позднее, исходя из предположений).

Утренняя вахта закончилась.

Вдруг откуда-то из средней части судна доносится вопль: «Так держать!» Человеку непосвященному впору испугаться, не случилось ли чего, но для нас это дело привычное. Рулевой отвечает: «Есть так держать, сэр!» – а все сидящие за столом орут во всю глотку: «Раз, два, три, есть так держать!» Виной всему этому шуму Пеннелл. История такова.

Пеннелл у нас штурман, главный же компас находится на крыше холодильника – только там он достаточно удален от железа. Между тем рулевой держит курс по компасу, установленному перед штурвалом. В силу многих обстоятельств компасы в каждый данный момент показывают разные значения, причем главный более точен.

Время от времени Пеннелл или вахтенный офицер приказывают рулевому приготовиться к команде «Так держать!» и отправляются к главному компасу снимать показания. Предположим, что судну надлежит следовать курсом зюйд-ост[32] 40°. Лайнер при отсутствии сильного ветра или волнения почти точно держался бы этого направления. Иное дело старушка «Терра-Нова». Даже при хорошем рулевом картушка компаса значительно отклоняется то в одну, то в другую сторону от отметки зюйд-ост 40°. Но если она на миг замирает на точном курсе, Пеннелл выкрикивает: «Так держать!» Рулевой считывает по картушке компаса, скажем, зюйд-ост 47°, и таким образом узнает, какой цифрой ему следует руководствоваться.

Мы так привыкли к частым пронзительным выкрикам Пеннелла, что эти немузыкальные звуки, раздававшиеся над головой, даже подбадривали нас и помогали работать в бурю и ненастье.

Второго сентября в пятницу мы покинули Саймонсбей и легли курсом на восток. Предстояло пройти от мыса Доброй Надежды до Новой Зеландии, через знаменитые «ревущие сороковые», которые могут причинить массу неприятностей мореплавателю, а то и вовсе его погубить.

Южная Африка встретила нас гостеприимно. Адмирал, командовавший станцией,[33] начальство военно-морских доков и английских военных кораблей «Мьютини» и «Пандора» были более чем любезны. Они проделали на «Терра-Нове» многочисленные ремонтные работы и усовершенствования, причем силами воинских команд, так что наши люди после почти девятинедельного плавания могли наслаждаться пребыванием на берегу. Никогда не забуду, как я в первый раз влез в ванну и никак не мог с ней расстаться.

Здесь на борт поднялся ожидавший нас Скотт, а Уилсон, напротив, сошел и вперед нас отправился в Мельбурн – уладить кое-какие дела, в основном касающиеся тех участников экспедиции, которые присоединялись к нам в Новой Зеландии.

Один или двое из нас посетили Уинберг, хорошо известный Отсу – там он лежал во время англо-бурской войны с переломом ноги (результат столкновения с превосходящими силами противника, которым он оказывал упорное сопротивление, хотя все его бойцы были ранены). Позднее он мне рассказывал, как истекал кровью и был уверен, что умирает; а лежавший рядом раненый твердил, что у него в мозгу пуля – он просто слышит, как она у него в голове перекатывается! Но это позднее, пока же он вспоминал только своего соседа по палате, тяжело раненого бура, который, превозмогая боль, упорно вставал и открывал дверь перед выздоравливающим Отсом всякий раз, как тот собирался выйти из палаты.

Южная Африка вспоминается еще превосходной речью о нашей экспедиции, которую произнес Джон Ксавье Мерримэн, и репликой одного из наших матросов в адрес некоего официанта Джона, подававшего ему на берегу обед: «Ползает, как муха на липкой бумаге».

На рассвете мы распрощались с Саймонстауном, весь день вели магнитные наблюдения, вечером же при выходе из Фолсбея попали на довольно большую зыбь. Но хорошая погода удержалась, мы шли на юг, и только в воскресенье утром в судовом журнале было зафиксировано волнение в 8 баллов и быстрое падение барометра. К ночной вахте уже дуло вовсю, и часов тридцать мы шли под зарифленными фоком, марселями и время от времени брали рифы на брамселях. Многих укачивало.