Самоидентификация

Во мне словно бы образовался огромный кратер. Прямо в голове. Мысли носятся, без сил за что-то уцепиться, ведомые спонтанными силами.

«Когда-то до точки Сведется планета, и Время настанет Платить за все это…»

Странные стихи. Бредовые. Не знаю автора. В голове бардак. Я не слышал отца таким. Видел – да. Но не слышал. Наверное, поэтому не понимал. Впрочем, это лишь слова. Все дела сделаны. Все живут с тем, то сами себе приготовили.

Запихиваю в приоткрытый ящик серванта сверток из пятитысячных купюр – около «полтинника». Переводы делать иной раз себе дороже. Пусть будет так. Мать узнает.

Ложусь спать.

Ночью я выпадаю из липкого сна в дрему, потому что меня слишком сильно раздражает стоящий передо мной, тыкающий в меня пальцем и безуспешно пытающийся послать меня на хуй с помощью огромного плаката за спиной Эйч Пи Бакстер.

В глубине этого мира дуют слишком сильные ледяные ветра. Тепло батарей не согревает душу. За все нужно платить. Мне пора спать дальше.

Мне нужен мобильник?

Мне необходимо открыть глаза. Все тело опухло и болит. Мне кажется. Ночной подъем и душ не помогли. Наверное, только усугубили. Я как-то неудачно намешал. Не круто.

Добираюсь до ванной. Мать улыбается и что-то лопочет про завтрак, и я проверяю, одет ли я, и обнаруживаю, что все в порядке, и бормочу в ответ, что, мол, спасибо, я сейчас обязательно поем, ты отлично готовишь, мам, и залезаю в душный и тесный мир ванной.

Реальность, наконец, по-настоящему встречает меня ледяным потоком охлажденной движением по трубам воды, и мне жутко, непереносимо больно, и слезы сами наворачиваются на глазах, и я хочу заорать, но сжимаю зубы. Необходимая мера. Организм необходимо взбодрить. Недолго стою под потеплевшим потоком, понимая, что, наверное, это и есть сейчас мой рай, но потом снова отключаю горячую. Закрываю глаза, и мне в голову врезается тот самый поезд, и я ощущаю его ледяной металл, его массу, его скорость, и спустя полминуты он уже уезжает, и я понимаю, что с меня хватит. Бодрости хоть отбавляй.

Завтракаю. Нахваливаю стряпню матери, причем вполне оправданно. Болтаю с ней на общие темы часа два или три. Пью кофе, сваренный в турке. Многовато горечи.

Заходит отец. Хмурый, небритый вид заметен сильнее, чем ночью. Ничего не говорит. Немая сцена. Наливает воды прямо из-под крана и выпивает. Уходит. Закрывает за собой дверь в спальню.

- Говорили с ним? – мать скромно смотрит в свою кружку с зеленым чаем.

- Немного. Ни о чем, - пожимаю плечами. – Он уставший какой-то.

- От такой жизни устанешь, - вздыхает. – А я вот и не устаю. Знаю, что есть, чем заняться. Что завтра тоже будет дело. И жить хочется. И что у тебя все хорошо, знаю. Значит, и прожила не зря.

- Прожила? – возмущенно. – Еще только начала жить. Господи, обустройся как следует, мам, сделай долбанный ремонт, займись собой, больше отдыхай. Забей на работу, что ли.

- Не-не, работа мне нужна.

- Для чего?

- Это и есть дело. Жизнь. Движение. Куда мне без этого?

- Хочешь, все-таки… ну… уехать?- замираю, в ожидании ответа.

- Не, Дим, ну хватит уже этого. Я всю жизнь тут.

- И отец.

- Да.

- И как?

- Что как?

- Все.

- Нормально. Привычно. Я знаю, у тебя все по-другому. Все иначе. Тебе не понять.

- В точку, - киваю.

- Ну вот. Еще кофе хочешь?

- Спасибо, - мотаю головой. – Надо еще кое-куда сходить. Пока что выходные. Вот.

Спросить ее, не хочет ли она со мной куда-нибудь прогуляться? Но погода дерьмовая донельзя, и идти здесь, в сущности, некуда. Только наружу. За черту города. И дальше.

Вдалеке снова проносится электричка.

Мать улыбается мне.

Я смущаюсь.

Я не уверен, что встречу Жору дома. Что мне остается не ясным, так это то, почему я не взял его номер, но успел обменяться номерами с Ирой. Нонсенс. Надо позвонить Ире. Откладываю на потом.

В трещинах асфальта лужи. Небо презрительно-серое, полное уныния и отрешенности.

Дождь барабанит, покрывая многокилометровые площади луж, и я понимаю, что все необратимо. Но ей – Оксане – это еще не ясно. Вспышками передо мной проносятся отдельные эпизоды нашего многомесячного романа. Она работала в «МакДональдсе», потому что она –этакий независимый от высшего образования романтик, и я помог ей сориентироваться на рынке труда и устроиться хотя бы офис-менеджером. Я уже более или менее укрепился – по крайней мере, свожу дебет с кредитом и езжу хоть на какой-то, но машине.