Самолет улетит без меня

Йоска подхватил черный пакет со скудным скарбом, перешел на другую сторону трассы и начал восхождение к деревне по рыжеватой дороге. По обе стороны ровными полосами стояли чайные кусты, густо заросшие папоротниками, осенний день перешептывался с летом, уговаривая его окончательно уйти, и солнце выжидательно светило вполсилы, готовясь закатиться в потемневшее море за грядой криптомерий.

Перемены, произошедшие в пейзаже за эти годы, были не слишком велики, но стосковавшийся взгляд оторванного от земли человека упивался красками и отмечал любую мелочь: вот новая могила на кладбище, камня еще нет, но оградка уже покрашена, и цветы в венках успели засохнуть. Надписи размыты, ленты перекручены – наверное, тут недавно были дожди и ветры.

А вот и первый дом – не очень любимого сельчанами Яуба: огород образцовый, фасоль уже сняли, картошку вот-вот выкопают, сын колет дрова, а собака у них, как всегда, заливается лаем и бросается на ворота, и эти звуки волнистым эхом переливаются до голубоватой горы, будоража медленный воздух.

– Новая собака-то? – крикнул Йоска. – И опять злая! Где вы таких находите, мир вашему дому!

Сын Яуба остановился в замахе, опустил колун, молча поприветствовал соседа поднятой ладонью и долго провожал его взглядом.

А вот и мельница: возле нее поставили железный стол и две длинные скамьи. Наверное, старые деревянные сгнили от сырости. Должно быть, тут, как и в прежние времена, вечерами собираются мужчины и ждут своей очереди с мешками кукурузы, галдят, курят и играют в карты, а Циала выносит им поднос с дымящимся кофе.

В саду напротив кто-то собирал мандарины.

– Дядя Бехри! Вы не стареете, я смотрю! – приник Йоска к забору.

Старик в вязаной шапке повернулся, замерев с секатором в руках.

– Йосеб! Ты ли это, парень?!

– Да, я, дядя Бехри, – несмело улыбнулся Йоска. – Не узнали?

– Похудел, парень! Вон как пиджак обвис. Заходи в дом, что ты там стоишь, – пригласил старик.

– На минутку разве что, – отозвался Йоска и прошел к калитке. – Спасибо вам, что узнали, – обняв старика, сказал он.

– Ты с дороги голоден небось? Сейчас пообедаешь с нами, стой, позову хозяйку.

– Нет, нет, – засуетился Йоска. – Я пойду, правда. Очень хочу домой уже попасть. Как там мой сад?

– Что я тебе могу сказать, – покачал головой старик. – Сам увидишь. Но дома все равно хорошо. Вернулся же, парень!

Молчание свалилось между ними и отодвинуло собеседников друг от друга.

– Я зайду потом, дядя Бехри. Соскучился сильно. Можно? – открывая калитку, прервал тишину Йоска.

– О чем речь, – старик с облегчением похлопал его по плечу.

Йоска уже совсем собрался повернуться к дороге, как его единственный здоровый глаз увидел сияние.

Сначала он подумал, что солнце ударило в оконное стекло, но из сияния вышла девочка, держа за ручки плетеную корзину, полную золотых плодов. Йоска замер.

– Па, смотри! Я самые крупные отобрала! – Ее голос резал прозрачный воздух на ломти, которые стало трудно глотать.

– Зачем ты с этой неудобной корзиной возишься, – проворчал старик.

Двор, покрытый навесом из винограда, стал похож на сон. Все предметы, растения, камни, колодец, бочка с известью – задышали и повернулись к девочке.

– Здравствуйте, – чужим голосом произнес Йоска, застряв на выходе.

Отец и дочь одновременно повернулись. Стало очевидно, что у них почти одно лицо, хотя он был лысым грузным стариком, а она – бело-розовой девочкой с каштановыми волосами. Она сощурила прозрачные, как виноградины, глаза и безучастно улыбнулась.

– Это моя дочка, Йосеб, – сказал старик. – Уже и учебу закончила, и работает. А это наш сосед. Ты про него слышала же.

Девочка слегка нахмурилась, вспоминая. И тут вздрогнула и быстро посмотрела на отца.

Йоска очнулся, попятился и споткнулся о камень.

– С возвращением вас! – засмеялась девочка и ушла за угол дома.

– Иди, Йосеб, – махнул рукой старик.

Йоска продвигался все ближе к дому, солнце нагрело ему плечи, и больше он никого в этот день не видел.

Секаторы в два голоса умиротворенно чиркали в тишине.

Мандарины, как теннисные мячи, падали в корзинку и ящик, медленно заполняя пространство концентрированным оранжевым светом.

Марех думала – как по-разному собирают разные плоды. Виноград собирают всем народом, тоже срезают секаторами, складывают в плетеные корзины, бережно несут, чтобы не помять ягоды, и они пахнут сладким.

Оливки собирать – красивое занятие, пряное, добротное, аппетитное.

Кукурузу собирают с пиететом: это сытая зима, мука, каша, пеламуши, чурчхела, мчади и гоми. Да и просто сварить зерна тоже отлично.

Но мандарины – это нечто особенное.

У всех сборщиков должны быть секаторы. За хороший секатор идет война – явная и тайная.

– Где мой секатор с синими ручками? – сердится папа. – На минуту нельзя положить, сразу свистнут!

Кое-кто делает вид, что оглох, потому что отличный, мягкий и острый секатор – это счастье: взять в левую руку плод, подвести правой рукой секатор к плодоножке вровень со шкуркой и чикнуть.

Длинный отросток оставлять нельзя – чтобы не продырявил другие плоды в ящике.