Самолеты уходят в ночь

Я и сама уже догадалась об этом. Неожиданно в памяти всплыли подробности гибели Дуси Носаль. Приказала Ольге быть внимательнее и почаще просматривать задний сектор.

Это было нечто новое, неожиданное. Фашисты и раньше применяли против наших У-2 истребителей. Но тогда вражеские летчики рассчитывали лишь на случайные встречи с нашими самолетами. Было видно, что теперь противник разработал действенную систему взаимодействия истребителей с прожектористами.

Что же делать? Если от зенитного огня можно уйти, применив маневр, то от истребителей спасения нет. У-2 весь перед ними как на ладони. Лучше мишени и не придумаешь. Истребитель может зайти с любой стороны и уверенно прошить тихоходную машину снарядами своих пушек.

Пока я ломала голову в поисках выхода из создавшегося положения, прожекторы включились вновь. Кого они поймали на этот раз? И когда тьму опять прорезали вспышки пушечной очереди, я невольно содрогнулась, словно фашист всадил свои снаряды в наш У-2.

А цель все ближе. Как быть? Набрать высоту и спланировать? Не годится. Фашисты знают высоту нашего бомбометания и наверняка подстерегают нас именно там. А что, если…

— Оля, остается один выход — подойти к цели на самой малой высоте. Тогда истребитель не нападет — побоится врезаться в землю.

Клюева соглашается.

Стрелка высотомера ползет медленно: 1000, 800, 700, 600 метров. Нет, еще рано! 500 метров.

— Маринка, что ты делаешь? Подорвемся на своих же бомбах!

— Крепись, штурман! Двум смертям не бывать.

450 метров. Все еще отдаю ручку от себя. Наконец 400! Дальше нельзя. По шлангу переговорного аппарата слышу — Ольга тяжело дышит. Нелегко ей сейчас. Наверное, как и у меня, вспотела ладонь, сжимающая скобу бомбодержателей. Бомбы-то мгновенного действия, и взрывная волна достигнет нас быстрее, чем мы успеем миновать зону ее распространения.

— Давай! — кричу я. — Чего медлишь? Все разом!

У-ух! — раскатилось внизу. Самолет сильно подбросило. Тотчас включились прожекторы, их лучи заметались по небу.

Я все еще планирую. Лишь отлетев подальше, даю полный газ, разворачиваюсь и беру курс на свой аэродром. Но враг не желает отпускать. Сверху хорошо видно, как потянулись к нам нити трассирующих снарядов. Совсем как светлячки в темную майскую ночь. Прожекторы нас не нащупали, но зенитчики ведут огонь по вспышкам у выхлопных патрубков мотора.

Это была страшная ночь, она дорого обошлась полку. Погибло сразу четыре экипажа: летчицы Женя Крутова, Аня Высоцкая, Соня Рогова, Валя Полунина и их штурманы Лена Саликова, Галя Докутович, Женя Сухорукова и Ира Каширина.

Урон, понесенный полком за последние месяцы, был весьма ощутим. Срочно требовалось пополнение. И когда мы стояли в Ивановской, прибыли молодые летчицы Люся Горбачева, Катя Олейник, Паша Прасолова, Лера Рыльская. На штурманов готовились вооруженцы Лена Никитина, Тося Павлова и Надя Студилина.

Пользуясь кстати наступившей небольшой передышкой, командование полка срочно готовило к вводу в боевой строй новое пополнение. С этой целью была создана отдельная учебная эскадрилья. Меня назначили ее командиром, а штурманом Катю Рябову. В дальнейшем наша эскадрилья стала называться учебно-боевой и до конца войны сочетала боевую работу с учебно-тренировочной.

В сентябре советские войска в районе Новороссийска начали решительный штурм укреплений «Голубой линии». Сюда на помощь наземным частям перелетели восемь экипажей У-2. Эта группа под командованием Серафимы Амосовой базировалась в Солнцедаре, на берегу моря. Основные же силы полка продолжали действовать на Таманском полуострове.

16 сентября Новороссийск был освобожден и «Голубая линия» оказалась прорванной на участке Новороссийск — Молдаванская. Началось быстрое изгнание фашистов с Таманского полуострова.

Полк перебазировался на очень пыльный, наспех разминированный аэродром, у станицы Курчанской. Теперь мы летали на косу Чушку добивать противника, спешно эвакуировавшего свои потрепанные части в Крым.

В этот период мы работали с полным напряжением сил. Нередко за ночь совершали по шесть — восемь вылетов. Доставалось нам от вражеских зенитчиков! Но, пожалуй, больше зениток досаждал шальной осенний ветер. Он вздымал с полей песчаную пыль и желтым маревом заволакивал небо. Песок, мельчайший песок Приазовья можно было обнаружить всюду: в пище, на зубах, под одеждой, в кабинах. От него некуда было укрыться. Но самое страшное было даже не в этом. Опасность заключалась в том, что песок попадал в двигатели, ухудшал их работу, увеличивал износ. В течение суток техникам по нескольку раз приходилось тщательно просматривать двигатели и очищать их.

Наконец наступил долгожданный день. В ночь на 9 октября, вылетев на бомбежку, мы не нашли ни одной цели. Чушка словно вымерла, дороги, ведущие к Керченскому проливу, опустели. Кругом все голо, пусто. Лишь там да сям темными пятнами выделялась на засыпанной песком земле брошенная врагом техника. Может быть, у наспех сколоченных причалов застряло какое-нибудь судно? Нет, тоже пусто.