Самолеты уходят в ночь

Перед строем полка был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о преобразовании нашего полка в гвардейский. Затем член Военного совета армии генерал А. Я. Фоминых освободил Знамя от чехла и передал его Бершанской. Евдокия Давыдовна чуть наклонила древко, чтобы нам видны были вышитые на алом бархатном полотнище слова: «46-й гвардейский авиационный полк». Потом она припала на колено, коснулась губами края Знамени. Минута торжественной тишины. И вот уже звучат слова гвардейской клятвы:

— Товарищи гвардейцы! Принимая гвардейское Знамя, дадим клятву советскому народу, Коммунистической партии, что высокое звание гвардейцев оправдаем с честью в жестоких боях с врагом. Мы, женщины-воины, гордо пронесем гвардейское Знамя через фронты Отечественной войны до окончательного разгрома врага. Будем преданно служить Родине, защищать ее мужественно и умело, не щадя своих сил, крови и самой жизни.

— Клянемся! — ответил командиру хор сотен голосов.

— …Будем свято хранить и множить славные боевые традиции русской гвардии, советской гвардии…

— Клянемся!

— …Мы не пожалеем жизни, чтобы отомстить фашистским извергам за разрушение наших городов и сел, за истребление советских людей…

— Клянемся!

— …Клянемся своим гвардейским именем, своей гвардейской честью, что, пока видят наши глаза, пока бьются наши сердца, пока действуют наши руки, мы будем беспощадно истреблять фашистских разбойников. Мы не успокоимся до тех пор, пока не лишим врага его последнего дыхания.

— Клянемся!

— …Проклятие и смерть фашистским оккупантам! Слушай нас, родная земля! С гвардейским Знаменем под водительством Коммунистической партии пойдем к победе до полного изгнания врага из пределов нашей любимой Родины!

— Клянемся!

Знамя вручают знаменосцу Наташе Меклин. Рядом с нею, справа и слева, — ассистенты Ира Каширина и Катя Титова. Вперед вышла Бершанская, за ней Рачкевич. Алое полотнище медленно поплыло вдоль строя. Вслед ему дружно гремело «ура».

В эти минуты волнение охватило меня. Гвардейское Знамя! Внешне все просто — кусок алого бархата, позолота бахромы и букв. Тот, кто делал его, наверное, видел в нем прежде всего вещь, артикул такой-то. Но для нас оно символ высшей воинской доблести. В нем — наша жизнь, слава, честь, гордость. Прежде чем на этом полотнище выткали золотом наименование нашего полка, была бесконечная вереница напряженных боевых ночей, ожесточенные обстрелы, кровь и смерть.

Смерть! Каждую ночь она незримо витает над нами и ждет. Иногда она вырывает из наших рядов кого-нибудь из подруг. Но это не поражение. Побеждаем все-таки мы. Ибо, предав земле тело товарища, мы храним в себе его мысли и чувства, и они торжествуют над смертью. Вот и гвардейское Знамя, которое полощется сейчас над нашими головами, — результат этого торжествующего гимна, пренебрежения к смерти и беспредельной любви к своей земле, к своему народу.

Через несколько дней после вручения нам гвардейского Знамени полк посетил командующий фронтом генерал-полковник И. Е. Петров.

Боевая ночь накануне его визита прошла успешно. Летчики и штурманы отдыхали, у самолетов остались только техники и вооруженцы. Все было спокойно, и вдруг с командного пункта передали: «Боевая тревога». Девушки, заспанные, но в полном снаряжении, бросились к машинам. Уже через несколько минут наши У-2 взмыли в воздух.

Неизвестность всегда тяготит. Недоумевали и мы со штурманом.

— Посмотри-ка, Оля, — попросила я Клюеву, — уж не сбросили ли фашисты вблизи аэродрома десант.

Но в поле нашего зрения на земле было спокойно. А вскоре в небо взвилась ракета — сигнал «Приземляться». И только на земле рассеялось наше недоумение. Оказывается, генерал Петров, проезжая мимо аэродрома, заметил, что наши машины стоят без присмотра и боевого охранения. Он подошел к одному самолету, забрал из кабины ракетницы, и никто этого не заметил. Разгневанный, генерал направился на командный пункт и объявил боевую тревогу.

Весь состав полка построили тут же на поле. Командующий прошелся вдоль строя, внимательно осматривая каждую из нас. Временами он хмурился, видимо, крепко досадуя, но продолжал хранить молчание. Потом подозвал Бершанскую и что-то сказал ей. Нас тут же разделили на группы, установили мишени и приказали стрелять из личного оружия. Результаты, как и следовало ожидать, оказались скверными. Генерал помрачнел еще больше.

Затем полк вновь построили, и тут Петров учинил такой разнос, который нам надолго запомнился. Потеря бдительности, отвратительная строевая выправка, разнокалиберная форма, неумение владеть личным оружием — в каких только смертных грехах он нас не обвинял!

— Хорошая боевая работа, — заявил командующий, — еще не дает вам права быть разгильдяями, пренебрегать правилами, установленными в армии. Стыдитесь, гвардейцы!