Самолеты уходят в ночь

После отъезда генерала в полку состоялось партийное собрание. Критика была острой. Увлекшись боевой работой, мы основательно запустили учебу. Теперь пришлось наверстывать упущенное, тем более что срок на исправление недостатков генерал дал очень жесткий — всего месяц. Хорошо, что в этот период наступило относительное затишье и количество полетов сократилось.

Теперь все свободное время мы посвящали боевой подготовке: учились стрелять из пистолетов, совершенствовали знания по аэронавигации, теории полета и, хотя нам этого очень не хотелось, под руководством инженера полка Софьи Озерковой занимались строевой подготовкой. Ежедневно по два часа. В связи с этим Наташа Меклин сочинила шуточное стихотворение, которое у нас назвали «Молитвой летчика». В нем, обращаясь к богу, мы просили избавить нас от занятий и зачетов, молили, чтоб быстрей возобновилась боевая работа. Помнится, там были такие строчки:

Выведи из ада в рай,
Дай бомбить передний край,
Дай нам вместо строевой
Цели на передовой.

Ад — это учеба, а рай, конечно, полеты.

Но как бы там ни было, мы понимали: раз надо, так надо. Занятия шли, к учебе мы относились добросовестно. Через месяц в полку провели инспекторский смотр. На этот раз все оказалось в порядке, и репутация наша была восстановлена.

В июле для авиации вновь наступила горячая пора. Наши войска подтягивали резервы, перегруппировывались. Противник тоже не терял времени даром — перебрасывал на Таманский полуостров из тыла новые части, технику, укреплял «Голубую линию».

К тому времени превосходство нашей авиации в воздухе становилось все более ощутимым, и, не надеясь на свою истребительную авиацию, гитлеровское командование подтягивало сюда мощные зенитные средства.

О насыщенности обороны противника зенитными и прожекторными установками можно судить по тому, что только в районе станицы Трудовой мы засекли до 50 прожекторов и до 40 огневых точек.

В те дни мы понесли потери. Не вернулся с задания экипаж Полины Белкиной — Тамары Фроловой. Еще три самолета были выведены из строя. Командир эскадрильи Дина Никулина и ее штурман Лариса Радчикова получили ранения. Их самолет попал в «вилку» сразу из шести прожекторов. Снаряды разворотили борт и плоскости, вызвали пожар. Скольжением Никулиной удалось сбить пламя, но дотянуть до аэродрома самолет не смог. Пришлось приземляться вблизи передовой на обочину дороги, ориентируясь по случайной вспышке автомобильный фар.

Но потери не могли остановить нас. Взаимодействуя с тяжелой ночной авиацией, мы не давали противнику ни минуты покоя. С заката до рассвета висели наши маленькие легкие машины над позициями врага, над его коммуникациями. Авиация наносила удары не только по укреплениям и технике, она действовала также и на психику гитлеровских вояк. В течение нескольких недель вражеская оборона находилась под непрерывным огневым воздействием. Ночью наши У-2 обрабатывали ее с минимальной высоты. Когда взрывы следовали один за другим через три — четыре минуты, гитлеровцам было не до сна. А днем их беспокоили орудийный и пулеметный огонь, частые налеты штурмовиков.

Присмотревшись к действиям наших ночников, гитлеровцы перестроили свою систему противовоздушной обороны. Теперь они свели прожекторы в группы — более мощные по два — три, слабые — по четыре — пять установок. Причем располагались группы на таком удалении, чтобы можно было передавать друг другу пойманный в «вилку» самолет. Кроме того, специально для борьбы с ночниками на Таманский полуостров прибыла эскадрилья фашистских асов. Летчикам обещали за каждый сбитый У-2 железный крест.

В ночь с 31 июля на 1 августа противник применил новую тактику. Эта ночь была трагической и запомнилась мне на всю жизнь.

Экипажи вылетали с обычными интервалами в 3–5 минут. Наш самолет шел восьмым, и, может быть, это спасло нас. Будь мы впереди, вероятно, этот вылет стал бы для нас последним.

Уже на подходе к цели мне бросилась в глаза странная работа вражеских прожекторов — они то включались, то выключались. Зенитного огня почему-то не было. «Наверное, первые экипажи еще не дошли до цели», — подумалось мне. Но тут впереди прямо по курсу в лучах прожекторов показался У-2. Судя по времени, это был самолет Жени Крутовой. Я ждала, что вот-вот, как всегда, зенитки начнут обстрел, но они упорно молчали. И вдруг произошло что-то непонятное: в полнейшей тишине самолет Крутовой вдруг вспыхнул, а прожекторный луч тотчас погас.

Через минуту по небу вновь загуляли яркие всполохи. Прожектористы быстро нащупали следующую машину. Вела ее, кажется, Аня Высоцкая — недавно вошедшая в боевой строй молодая летчица. И вновь зенитные установки хранили подозрительное молчание. Но тут сбоку от самолета Высоцкой замелькали вспышки. У-2 загорелся, стал падать. И снова свет погас.

— Маринка, — крикнула Клюева, — так ведь они своих истребителей наводят на нас. Потому и зенитчики молчат, чтобы в своих не угодить!