Самооборона

Мы начали беседу, все более убеждавшую меня, что Дельгадо едва ли заслана к нам специально и что она действительно та, за кого себя выдает. После серии типичных вопросов, какие задали бы соискателю бухгалтерской вакансии в любой приличной фирме, настал черед Миранды, которая поднялась с места и поинтересовалась, принести ли гостье кофе или чай. Тоже, кстати, психологическая тонкость — формулировать вопрос не в виде «хотите пить или нет», а «что именно вы будете пить». Есть, конечно, люди, которые все равно твердо скажут «спасибо, ничего», но большинство автоматически примет навязанный выбор одной из названных альтернатив. Вот и Анна не стала исключением.

— Чай, пожалуйста. И покрепче, если можно.

Миранда вышла в заднюю комнату и тут же вернулась с подносом, на котором стояли изящная зеленая чашка с золотой каймой, полная курившимся паром почти черным напитком, блюдечко с ломтиком лимона и щипчиками, еще одно с печеньем и маленькая сахарница. Анна кивком поблагодарила, положила в чашку одну ложку сахара, размешала и опустила туда же щипчиками лимон. Осторожно пригубила — не слишком ли горячо? — затем сделала небольшой глоток. Мы с Мирандой молча ждали, не мешая гостье спокойно выпить чай. Точнее, выжидали, пока придет черед задавать настоящие вопросы. Со слов Миранды я знал, что это примерно три минуты после первого глотка.

Внезапно Анна поперхнулась, да так, что чай брызнул у нее изо рта; одна капля обожгла мне руку. У меня мелькнула мысль, что это обычная неловкость, но уже в следующий миг стало ясно, что лицо нашей гостьи резко налилось кровью вовсе не от осознания своего конфуза. Женщина захрипела, вытаращив глаза, и выронила чашку, полную еще где-то на треть; та ударилась о край стола и опрокинулась, выплескивая горячее содержимое ей на колени. Анна попыталась вскочить, хватаясь за горло, но лишь приподнялась, выгибаясь дугой назад, и упала, боднув головой спинку кресла, покатившегося назад; она ударилась плечами о сиденье, а затем следующая судорога сбросила ее на пол.

Мы с Мирандой бросились к ней, обегая стол с двух сторон. Анна билась в агонии, тщетно силясь вдохнуть; ее лицо посинело, глаза закатились, изо рта текла пена, оставляя на подбородке бурые комочки пережеванного печенья.

— Что? — растерялся я, не зная, что делать. — Она подавилась? Или это эпилепсия?

Миранда уже стояла на коленях возле агонизирующей женщины и без всякой брезгливости раздвигала пальцами ее челюсти.

— Лампу дай! — крикнула она. — Посвети!

Я схватил со стола лампу, изогнул ее гибкий «хобот» и, щелкнув выключателем, направил свет в мокрую пещеру продолжавшего толчками извергать жидкость рта. Миранда, убедившись, должно быть, что дело не в застрявшем в горле куске печенья, хлопнула себя по ноге, обтянутой брючиной делового костюма, затем раздраженно повернулась ко мне:

— Нож! Или бритву! Или что-то режущее!

Я бросил лампу (ее светодиоды продолжали светить) и метнулся обратно к столу, один за другим рывками выдвигая ящики.

— Что ты собираешься делать? — крикнул я Миранде.

— Коникотомию! У нее отек гортани! И еще трубку бы какую-нибудь…

Не скажу, что мне стало намного понятнее, но ситуация к расспросам не располагала[24]. Ножей нигде не было. Попались ножницы, но с тупыми скругленными концами (ну конечно, безопасность превыше всего — ножик в нашем чайно-кофейном наборе тоже был такой), картридж для принтера, древняя ручная точилка для карандашей, не менее древняя коробка канцелярских кнопок — их не выпускают уже, наверное, лет пятнадцать, с начала массового производства нанолипучки…

— Быстрее!!!

— Тут ничего подходящего! О, а осколки чашки?

— У нас вся посуда небьющаяся!

— Посмотри, вдруг у нее в карманах что есть!

— А, точно! — Миранда хлопнула по глубоким карманам брюк лежавшей — современные деловые женщины не носят сумочек — и извлекла из одного из них косметичку. У самой Миранды я, кстати, подобной вещицы не видел — должно быть, потому это и не пришло ей в голову сразу. Отшвырнув кривые маникюрные ножнички, она вооружилась пилкой для ногтей. А я тем временем продолжал вытряхивать ящики в поисках какой-нибудь трубки. Воображение рисовало гелевую ручку, но где ее возьмешь в наше время? Их еще выпускают и продают в магазинах для художников, но в практической жизни я не видел ручек и карандашей уже давно — даже какие-нибудь геологи и биологи в джунглях делают все записи на своих компах и используют снимки вместо зарисовок… Но в ящиках этого стола всякий канцелярский хлам, похоже, скапливался годами. Ага, вот! Цанговый карандаш — то, что надо!

— Лови!

— Некогда, беги сюда!

Миранда вонзает острый конец пилки — прямо скажем, не самый тонкий хирургический инструмент — прямо в горло Анны. Брызжет кровь, я слышу мерзкий сосуще-хлюпающий звук — но лишь однократный, а не ритмичный.

— А, д-дерьмо! Пульса нет!

Подбежав, я пытаюсь обломать узкий конец карандаша, чтобы диаметр трубки получился достаточным с обеих сторон. Миранда тем временем резкими движениями скрещенных ладоней делает Анне массаж сердца.

— Давай! Давай же! Давай, чтоб тебя!