Самопревосхождение

– Надо же кому-то и огонь в очаге хранить, – тихо промолвил Арсений, но мама как будто ничего не заметила и продолжала, обращаясь ко мне:

– А тебе до сих предоставляется такой выбор, ты свободен! Ведь не можешь же отрицать, что видишься с отцом и здесь, и там, – столько, сколько хочешь. Кстати, летом он обещал приехать, вот и поговорите. А сейчас…

– А сейчас, дорогая Екатерина Дмитриевна, нельзя ли вернуться немного назад и ещё раз поразмыслить об «аморальности» здравого смысла, о невозможности обмена мыслями «на равных» с людьми разного уровня развития или что-нибудь в этом духе.

Арсений явно хотел переменить тему, и мама его поддержала:

– Но это будет уже не только Набоков, который просто всегда стремился противостоять пошлости, даже преобразовать её в нечто, скажем, более пристойное.

– Его защищать не надо, он сам с усам, – усмехнулся Арсений. – Ты бы лучше заступилась, Катенька, за современных авторов, а то ведь продюсеры сегодня, просматривая новый материал, неважно, песню, клип или многосерийный сценарий, открыто спрашивают: «А где пошлость? Она должна быть в соотношении, min,

3 к 1! Иначе people не хавает…» Мама нахмурилась:

– Но это совсем о другом, и не об искусстве даже… Да и грубо,

Арсений…

– Согласен. Зайдём с другой стороны: банальности тоже нужны, они тоже иногда способны вызывать искренние чувства.

И он прочёл несколько строк из какой-то толстой книги, которую держал в руках уже давно. Мельком я даже увидел название: «Болдино. Осень 1830»: «Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание». Арсений посмотрел на меня:

– Я вижу, молодой человек тоже заинтересовался.

И хотя я вовсе не проявлял никакой заинтересованности, думая о перипетиях отцов и детей, а мама ещё пыталась отнекиваться: «Давайте, я вам лучше подберу список литературы», – Арсений всётаки настоял на своём, уловив моё беспокойство и желая, видимо, снять напряжённость последних минут.

– Ладно, – уступила мама. – Только кратко. Насколько я помню, суммарное впечатление такое: есть как бы «объективная мораль», она устанавливается жизнью и заповедями, данными нам через пророков и тех, кому открывается истина. Свыше. Эта мораль становится основанием для возникновения в человеке того, что мы называем «совестью», для лучших из нас – «недремлющей совестью». «Объективная мораль» не изменяется, она может только расширяться, пополняться, обогащаться со временем, как Ветхий и Новый Завет. Что же касается «субъективной морали», то она изобретается человеком и поэтому – разная, для разных людей и эпох. Она всегда находится в зависимости от субъективного понимания добра и зла, господствующего в данное время в данном месте, и, таким образом, заведомо противоречива и относительна как некая «условность», вплоть до «смешения добра и зла». Но это, разумеется, очень упрощённо.

Тут я опять почему-то вспомнил о наших нестандартных детях:

– Однако, согласитесь, – существа, с ходу отрицающие общепринятую, хотя и субъективную мораль и здравый смысл, тоже, наверное, не подарок?

– Не передёргивай, –  сказала мама, и Арсений включился, хотя было непонятно, на чьей стороне:

– «Белые вор;ны» и в;роны всегда вызывали насторожённость, как говорят некоторые специалисты, – «немотивированную агрессию». На самом деле она очень даже мотивирована.

  Такая  реакция на «непохожесть», «чужака», сейчас мы иногда говорим – «маргинала», – ещё с племенных времён была необходима для выживания.

– Собственно, я имел в виду несколько иное, – вступил я снова. – И у «белых ворон», наверное, есть бездна неудобных качеств: от сарказма, как вы сами заметили, – до обидной жалости, а может быть и холодного пренебрежения к тем, кто находится, по их мнению, возможно, справедливому, на более низком уровне обыденного или даже дообыденного сознания. А там правит грубая сила – мускулов, оружия, денег, просто самонадеянности, – и у кого это есть, тот всегда прав… Ведь они же прекрасно знают себе цену, эти наши сверхлюди! – не удержался и громко воскликнул я, – не могут не знать! И также без труда могут оценить другого, тем более, если ещё и умеют «читать мысли». А другим такая оценка с высоты чужого превосходства, ох, как не нравится!

Мама встала, чтобы убрать остатки нашего ужина, но сначала решила ответить мне:

– Не стоит так волноваться, Ник. Ты говоришь совершенно правильно, и среди всех, кого мы для удобства называем сегодня «особой расой» или ещё как-то, неважно, – есть самые разные персонажи.

– А нельзя ли привести пример?