Самородок

— Давайте от политических вопросов вернемся к труду магистра Воена, — кашлянул кто-то из ученых мрачунов. — Мне было бы интересно знать, каковы перспективы у его теории? Завтра нам предстоит решить, интересен ли его доклад сессии университета вообще и какой секции в частности. Кроме того, магистр выдвигает свой труд на соискание степени доктора, и пока у него есть только одна рекомендация — доктора Глаголена.

Беседа, чем-то неуловимо напоминавшая допрос, продолжалась еще около часа, Войта устал. Сесть ему никто так и не предложил, и хотя мрачуны больше говорили друг с другом, на него все равно обращались их пристальные взгляды.

Глаголен отужинал с гостями, Войте же еду подали отдельно, в пустовавшей комнате для прислуги; впрочем, на это он как раз не обиделся. Молоденькая горничная, заботам которой он был поручен, выпрыгивала из платья, лишь бы ему угодить, и до Войты не сразу дошло, что она его еще и соблазняет, — решил сначала, что так себя ведут и так одеваются все столичные горничные.

— Тебе денег дать? — спросил он наконец (Глаголен настоял на том, чтобы в Храсте Войта всегда имел при себе кошелек).

— Нет-нет-нет! — Она замотала головой. — Господин мрачун мне заплатит. За все.

Войта выгнал девку прочь, но ему хватило ума отложить объяснения с Глаголеном до ухода его напыщенных гостей. Он устроился перед очагом в библиотеке и замечательно провел время с бутылкой вина и подвернувшейся под руку книгой о гадах, не сразу разглядев, что это труд по герметичной герпетологии.

Глаголен явился в библиотеку нескоро — долго выпроваживал гостей, — но в добром и расслабленном расположении духа.

— О, Предвечный, как же я от них устал! — начал он, усаживаясь в соседнее кресло. — Но все прошло в высшей степени удачно: я заручился еще одной для тебя рекомендацией. А ты хорошо держался и произвел благоприятное впечатление.

— Вы имеете в виду, крепко простоял на ногах целый час и ни разу не пошатнулся?

— Оставь. Те трое магистров, которых ты видел днем, окажись они перед такой публикой, почли бы за счастье попрыгать зайчиком, буде господа мрачуны об этом попросят.

— Едрена мышь, я рад, что господа мрачуны не попросили об этом меня.

— Они не такие уж глупцы, чтобы не знать, кого о чем можно просить. Многие из них держат чудотворов не только для того, чтобы зажигать солнечные камни, — они пользуются и услугами наемников для защиты своих владений. И, хвала Предвечному, ты все же больше похож на наемника.

— Вы поэтому решили, что после ужина мне потребуется девка?

— Я подумал, что тебе надо расслабиться. Что́ для этого может быть лучше вина и красивой женщины? От вина, я смотрю, ты не отказался. Так в чем ты усмотрел оскорбление?

— Если бы мне потребовалась женщина, я бы нашел ее без вашей помощи.

— В Храсте это нетрудно, даже в стенах университета, но, увы, небезопасно. Я же обращаюсь только к добросовестным поставщикам. Признайся, ты просто не сразу распознал в ней девку, а потому обиделся.

— Нет, я как раз предложил ей денег, но она отказалась их взять, сказав, что за все уже заплачено.

— Наличие мозгов у девки мне не гарантирует ни один даже самый добросовестный поставщик: она могла бы получить деньги и с тебя, и с меня. А вино ты выпил, потому что оно не сказало тебе, что за него заплатил я?

Войта хотел ответить, но, видно, вино оказало на него благоприятное воздействие, и он лишь посмеялся над шуткой Глаголена.

На следующий день на широкой галерее главного университетского корпуса Войта неожиданно встретился с Айдой Оченом — тот, несомненно, Войту узнал, но прошел мимо, даже не глянув в его сторону.

— Это твой знакомый? — осведомился Глаголен.

— Это мой сосед и однокашник, Айда. Основатель концепции созерцания идей.

— Концепции чего? — кашлянул Глаголен.

— Созерцания идей.

— Это раздел ортодоксального мистицизма?

— Это метафизическое строение мозгов Айды Очена.

— После моего вчерашнего выступления в защиту магнитодинамики сегодня со мной не поздоровались трое весьма влиятельных ученых-мрачунов. Я бы счел это забавным: и чудотворы, и мрачуны выступают против рассмотрения магнитодинамики как всеобщей науки.

— Вы бы сочли это забавным, если бы не что? — переспросил Войта.

— Магнитостатика и магнитодинамика — ключи к овладению миром. Если их получит кто-то один, это нарушит всеобщий естественный закон.

Очен и еще трое славленских ученых представляли на сессии школу экстатических практик, выступления их собирались быть осторожными и касались в основном начал метафизики, лишь Очен выдвигал труд о чудовищах Исподнего мира, чем изрядно удивил научное сообщество (это для Войты без труда разузнал Глаголен). И — да, к славленским ученым здесь относились без уважения, посмеивались в открытую и перешептывались за спиной. Более половины «университетских снобов» подвизались в области герметичных наук, а потому не считали остальных сколько-нибудь серьезными исследователями. Чудотворы же стояли особняком, были способны постигать миры во всей полноте, подобно мрачунам, — наверное, поэтому в их сторону и источалось столько ревнивого презрения.