Самородок

Он донёс его до своего жилища, как мешок, на плече, занёс в чоттагин и сбросил на пол. Связанный Ульвелькот тихонько поскуливал и не пытался встать.

– Ты почему бегаешь с ножом? – спросил Кулил.

– Разве вы не видите, Лиза пропадает в яранге таньги? Что она сейчас там делала? Какой он шаман? Он не наш. Он никто. Зачем он тебе нужен, Лиза?

– Ты ума лишился, Ульвелькот. Я пришла домой, а мне сказали, что ты пошёл зарезать нашего гостя, которого мой прадедушка назначил быть шаманом. Я прибежала в его ярангу, опасалась твоих глупостей. А ты стоишь около его полога с охотничьим ножом! Ты шатаешься, от тебя воняет дурной веселящей водой!

Лиза была возмущена до предела.

– Твоему атэ было сто шестьдесят лет. Старый выжил из ума. Зачем ему этот русский, да ещё зэк? Какой он шаман? Он никто.

– Ты злой, пошёл с этим ножом на меня. Если бы мать и отец тебя не остановили, ты бы меня зарезал.

Ульвелькот с недоумением посмотрел на нож в своей руке. Он всё ещё крепко его держал.

– Что ты, Лиза? Я никогда бы тебя не резал. Ты выдумываешь.

Ульвелькот разжал пальцы. Нож выпал у него из рук.

– Ты стоял у полога и держал в руках охотничий нож. Я пришла с родителями остановить тебя. А ты стоял и шатался пьяный, вонючий. Кого ты хотел убить?

– Он спрятался. Его в том пологе не было! Он трус! Я всё равно его найду, – упрямо твердил Ульвелькот. – Его я всё равно убью!

– Он не трус! Он даже не знает, что ты его ревнуешь. Он давно спал в другом пологе. А трус ты. Ты пошёл убивать спящего человека. Я тебя презираю.

С этими словами Лиза подошла к лежащему Ульвелькоту и пренебрежительно пнула его в задницу. Ульвелькот взревел и подскочил. Но ноги его были связаны, и он вновь упал как подкошенный на бок.

– Замолчи, Ульвелькот! Не смей позорить нашего атэ. Если он слышит твои слова, он очень огорчается. Это не твоего ума дело, осуждать решения атэ. Михаил – врач. Нам он принесёт только пользу. Ты лучше ответь мне, почему покинул стадо? Где ты взял дурной веселящей воды? Я запретил вам пить во время работы! – возмутился Кулил.

– Где взял, там и взял. Я обиделся. Лиза не хочет выполнять договор родителей. Вместо этого она постоянно находится в яранге шамана. А там он. Он виноват, Лиза не хочет жить со мной в моей яранге!

– После того что ты натворил сегодня, я вообще не хочу тебя знать. Ты пошёл убить человека. Если бы он спал там, где всегда, ты бы его уже зарезал. Ты хочешь провести жизнь в тюрьме? Как ты посмел обвинять меня в своих неумных бреднях? Я не хочу больше видеть тебя! В нашей семье не пьют дурную веселящую воду. Мне не нужен муж-пьяница.

Ульвелькот заплакал. Слёзы текли по его жалкому сморщенному от горя лицу.

– Ты почему так на меня говоришь, Лиза?

Лиза посмотрела на него. На мгновение жалость шевельнулась в её сердце. Но потом возникла брезгливость. Она отвернулась и сказала:

– Оставьте его. Пусть проспится. Я очень устала и вы тоже. Давно пора ложиться спать, завтра ехать.

Она ушла в свой полог. Раздосадованные, отец и мать развязали незадачливого жениха. Он не сопротивлялся. Его яранга была неподалёку от них. Его отвели и уложили спать. Уже засыпая, Ульвелькот шептал слова обиды. Плакал и угрожал. Они вернулись домой, и в стойбище наступила тишина. Завтра предстояло всем сняться с места и переехать на новую стоянку.

Каждую весну оленеводы кочевали к морю. Там было меньше гнуса. От комаров и паутов олени сильно страдали. А морской ветер помогал им переносить этих кровопийц.

Армагиргына не было. Он всегда стремился уводить своих оленеводов подальше от любых селений. Он стремился избегать влияния посторонних на свой народ.

Кулил же решил перевести стойбище к селению морских чукчей. Это было опасно для Михаила и Лёвы, в морские селения часто наведывалось русское начальство.

Нунлигран

Нунлигран – старинное чукотское стойбище. Прямо на галечниковом валу стояли яранги морских охотников. Из яранг в любое время видно море и вельботы, возвращающиеся с охоты. Здесь же, на берегу у воды, сидели старики в тюленьих штанах. Они ожидали своих сынов – морских охотников.

Оленеводы, пришедшие из тундры, поставили свои яранги в стороне, на обрывистом берегу ручья.

С моря к тундровому берегу со свистом проносились стаи гаг. Романов стоял на высоком берегу моря и с любопытством и грустью оглядывал окрестности. Тундра и склоны сопок уже освободились от снега, а лёд на бухте вроде и не собирался исчезать. Ледяные поля казались синими. Оранжевое солнце не то падало вниз, не то забиралось вверх. Чёрные обветренные сопки, обласканные солнцем, были серьёзны и добродушны. Солнце поднялось выше. И в какой-то момент берег неожиданно вспыхнул радостным жёлтым светом. Поднялся ликующий и сильный ветер. Он был тёпл и нёс с собой тревожные запахи, неведомо откуда принесённые. Романов глубоко и всей грудью вдохнул. И явственно ощутил крепкий запах йода, запах морской солёной воды. Сзади подошла Лиза. Романов почувствовал это по лёгкому жжению в затылке. Но он стоял не оглядываясь. Лиза положила ему руку на плечо и тихо сказала: