Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

При любом развитии событий важной составляющей деятельности старца стал поиск сторонников. На них он в дальнейшем мог опереться при планомерной подготовке «огненной смерти». Некоторые из них впоследствии сами становились старцами – руководителями самосожжений. Источники позволяют утверждать, что процесс подготовки новых наставников для будущих «гарей» еще в конце XVII в. стал непрерывным и осуществлялся как путем случайных знакомств, так и методом вполне осознанного выбора будущих наставников из среды самосожигателей. Самой известной личностью на этой стезе является бывший соловецкий монах Игнатий, который сам возглавил одно из самосожжений, но прежде заставил уйти из Палеостровского монастыря, где готовился массовый ритуальный суицид, своего ученика Емельяна. В изложении старообрядческого историка Ивана Филиппова ситуация выглядела следующим образом. Емельян принял деятельное участие в подготовке первого палеостровского самосожжения, активно собирал сторонников – будущих «насмертников», но перед их гибелью старец Игнатий обратился к нему с такими словами: «Пойди, чадо, и собери себе другое собрание!». Емельян последовал совету старца и спустя небольшое время возглавил второе массовое самосожжение в том же Палеостровском монастыре[609].

Часто будущие проповедники «самогубительной смерти» находились среди бродяг. Странники имели большой опыт межличностных контактов, умели войти в доверие и нередко становились идеальными проповедниками «огненной смерти». В начале 1676 г. в Арзамасском уезде был пойман нищий Стенка Слепой. Под пыткой он признался, что ходил «по селам и по деревням в мир», кормясь милостыней. Во время странствий Стенка повстречал «неведомого человека суздальца». Старообрядец признался, что его наставником в свое время стал «учитель старец Варлам, а живет де он сам друг в келье серед Муромского лесу». Затем суздалец показал Стенке книгу «московской печати» и пояснил, «что де та книга Кирилла Иеросалимского». Читая книгу, суздалец пояснял, что «ныне уставили веру новую», а также учил своего нового знакомого какой-то другой связанной с самосожжениями «прелести». Вскоре они стали вдвоем ходить по деревням «и прелести учили крестьян», поясняя, что «у всякого человека церковь телесная, а кто де в нынешнее время на огни сожжется, тот де примет венец». Наставники достигли желанной цели: «в Арзамасском уезде, многие крестьяня послушав, на огни пожглись». Вдохновленные удачей, оба направились в бортничьи деревни этого же уезда проповедовать старообрядческое вероучение. Здесь им также сопутствовал успех в организации новых небольших «гарей». Крестьянка Анютка Алексеева «от тово прелестного учения» добровольно сгорела, и еще одно крестьянское семейство изъявило желание в ближайшее время последовать ее примеру[610].

Информация о подготовке «гари», поступающая в местные, а затем и центральные органы власти, никогда не отличалась подробностью. В сообщениях, поступавших в органы власти, вероятно, сливались воедино два этапа деятельности «старца»: совершение обрядов и подготовка к самосожжению. Описания этого момента обнаруживаются как в документах официального делопроизводства, так и в старообрядческих сочинениях. Так, Иван Филиппов, излагая историю самосожжения в Березове Наволоке в конце XVII в., описывает начало деятельности наставника самосожигателей со времени прихода на место будущей «гари». Старец Пимен поселился в Лопских погостах и «приходящих у нему оучаше древлецерковное благочестие добре хранити, а от Никоновых новин веляше опасно хорониться». Затем, покинув свое жилище, он, «ходя по окрестным селам, тоже простираше оучение». Вскоре он завоевал симпатии местных жителей: «людие же видяще его пустынное богорадное жестокое житие и крепкое о благочестии стояние, вельми его любляху»[611]. Итогом деятельности старца стало массовое самосожжение в Березовом Наволоке Шуезерского погоста (1687 г.), в котором приняли участие жители окрестных сел. В середине XVIII в. аналогичным образом действовал старообрядческий наставник Иван Анкидинов. Уроженец Ростова, он оказался в глухом лесу в Мезенском уезде, где «раскольников исповедовал и причащал, и по рождении младенцев жен молитвою очищал, и младенцам имена нарекал и крестил, и пришедших к ним в раскол перекрещивал»[612]. После появления карательной команды он стал руководителем самосожжения, произошедшего в декабре 1743 г.