Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Несмотря на противоречивость данных, содержащихся в источниках, некоторые закономерности подготовки к самосожжениям и их осуществления все же можно прояснить. В частности, материалы следственных дел о самосожжениях подтверждают парадоксальный вывод французского социолога Э. Дюркгейма: «В известном смысле, бедность предохраняет от самоубийства»[725]. Этот вывод подтверждают и современные суицидологи: «Социально-психологические исследования свидетельствуют о том, что уровень самоубийств выше в тех странах и среди тех слоев населения, где выше материальный уровень жизни»[726]. Погибавшие во время «гарей» люди отнюдь не принадлежали к беднейшим слоям общества, ими двигало не отчаяние, не «социальный протест», а совершенно другие мотивы. По данным следствия по делу о самосожжении, обнаруженным И.А. Черняковой, обитатели 15 дворов, добровольно принявших смерть в лесу вблизи деревни Насоновской Андомского погоста, «имели очень хорошо организованные и обустроенные дворы, в которых было все необходимое для жизни крестьянской семьи». Недалеко от этой деревни в лесу сохранилось пристанище, в котором крестьяне могли укрыться, а при необходимости – даже выдержать осаду. В нем имелись запасы, позволяющие жить «в течение длительного времени без контактов с внешним миром»[727]. В своем «Отразительном писании» Евфросин хвалит «пошехонцев», которые «кроме дворов и хором и заборов и платья, что на них, ничево не сожгли, но все раздаша нищим и требующим и учителем, и скот роспустиша по полям»[728].

В материалах XVIII в. можно найти похожие свидетельства. Так, аналогичные наблюдения сделали местные чиновники, «обретающиеся в Олонце у сыщецких дел». После самосожжения, произошедшего в Выгозерском погосте в 1757 г., они нашли значительные запасы продовольствия, оставленные погибшими крестьянами, и подготовили детальное описание выморочного имущества. Как говорилось в документе, «после той гари осталось в двух надворных анбарах всякого хлеба немолоченного четвертей до пятидесяти <…> да в анбаре ж говядины пуд до пятидесяти», а также рыбацкие лодки, сети, кузницы со всем инструментом и пр[729]. Сибирские материалы подтверждают это наблюдение. После массового самосожжения в деревне Шадрино в 1738 г., судя по материалам следственного дела, опубликованным Д.И. Сапожниковым, осталось значительное имущество. Местное начальство распорядилось «хлеб и пожитки, переписав и оценив без утайки, запечатать и хранить под караулом, в удобных амбарах», а скот «отдать под присмотр и для корму в верные руки»[730]. В Тюменском уезде перед самосожжением 199 старообрядцев, произошедшим в июле 1753 г. началась широкая и щедрая раздача имущества, которое оказалось весьма значительным. В частности, руководитель самосожигателей, Григорий Серков, отдал случайным свидетелям на помин души весьма крупную по тем временам сумму в 60 рублей[731]. Есть и другие примеры щедрой раздачи имущества в последние минуты перед «гарью». В декабре 1750 г. в деревне Бурмистовой Ишимской провинции собралось несколько крестьянских семейств. Получив тревожную информацию о готовящемся самосожжении, командир расквартированного неподалеку Луцкого полка послал в деревню Бурмистову прапорщика Ивана Молостова с «командою солдат из 25 человек»[732]. Командир, оставив своих солдат неподалеку от деревни, пытался войти в «згорелый дом». Но старообрядцы были начеку и немедленно под ожглись. Тогда прапорщик приказал ломать двери и окна.

Но и эта попытка предотвратить гибель старообрядцев оказалась безуспешной: «дом был со всех сторон обложен льном, соломой, стружками, смольем и мгновенно запылал так, что к нему нельзя было приблизиться»[733]. На крыше горящего дома появились несколько старообрядцев. Они «начали бросать в народ серебряные монеты, тетради, платье, старопечатные книги, приговаривая: “Поминайте нас и спасайтесь сами!”»[734].