Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

К ним отправился соборный ключарь Иван Соболев. Но успеха ему достичь не удалось. Самосожигатели, увидев его, сказали: «что нам с ними говорить, лучше себе конец придать, того же часу загорелись»[780]. В апреле 1746 г. несколько крестьян села Успенского Тюменского уезда «неведомо для какого случая тихим образом собрався, уехали вкупе на отъезжую пашню». Там они, войдя в «потаенную избушку», заперлись в ней и в этот же день «после полудня самовольно сгорели». Следствие не выявило причины внезапного самосожжения. Все погибшие не являлись «записными раскольниками» и даже регулярно ходили к исповеди в свою приходскую церковь[781]. В феврале 1751 г. в Куртамыжском приходе сгорело 68 человек, из которых 60, по отзыву местного духовенства, «были подлинно не раскольники и потаенного расколу не имели, и всякие требы от них, священников, им отправляемы были»[782]. Причины их участия в «гари» остались неясными. Эти случаи самосожжений показывают, что не только в XVII, но и в XVIII в. грань между противниками и сторонниками старой веры «не была столь уж четкой»[783]. В этом же году в Тюменском заказе сгорело еще 70 человек, среди которых не было ни одного «записного» (внесенного приходским духовенством в соответствующие «реестры») старообрядца[784]. По материалам Европейского Севера прослеживается только одно аналогичное событие. Самосожжение в Мезенском уезде, произошедшее в 1725 г., осталось загадкой для местного священника. Он писал архиепископу, что и сам не может понять причины столь страшного и внезапного инцидента. Ведь прежде «оные крестьяне у меня, богомольца вашего, повсягодно на исповедь приходили, а каким поведением и от чего оныя люди сгорели, про то мне, богомольцу вашему, не знать»[785].

Отсутствие перед самосожжением обличения «антихристовой» власти вообще характерно для тех «гарей», число участников которых было незначительным. Это объясняется низкой богословской и ораторской подготовкой активных участников таких самоубийств. Они, вероятнее всего, просто не были способны предъявить своим значительно более квалифицированным «увещевателям» сколько-нибудь ясно сформулированные обвинения. Так, в марте 1751 г. в Тобольской епархии сгорела вместе со своим сыном и двумя дочерьми драгунша Прасковья Неустроева. В этом же году в огне погибли крестьянин Исетского ведомства Аника Жерновников с четырьмя малолетними детьми. В обоих случаях следствие не обнаружило никаких контактов между погибшими и старообрядческими наставниками – проповедниками самосожжений. Следствие зашло в тупик еще и потому, что предавшиеся «огненной смерти» не оставили после себя никаких письменных свидетельств о причинах столь трагического поступка[786].

Единичный случай отказа от длительной полемики с увещевателями был и на Европейском Севере. Белозерская воеводская канцелярия доносила в 1755 г. в Сенат, что, обнаружив старообрядческую «ызбу», предназначенную для самосожжения, «увещеватели» пытались подойти к ней, но это им не удалось. Их встретили интенсивным огнем: «<…> из ызбы ис построенных в три ряда бойниц, кои имелись вместо окон, со всех четырех сторон из ружей стреляли немалое время и при всем выговаривали то, что вы де за люди, и чтоб к ним не ходили, объявляя, ежели к ним будут подходить, то всех перестреляют»[787]. Но в данном случае заявления старообрядцев о причинах самосожжения, в крайне урезанном виде, все же присутствовали. Их высказывания не удалось зафиксировать потому, что одновременно с полемикой началось самосожжение. Находящиеся в «ызбе» люди, в ответ на предложение разойтись, отвечали, что «что де горят они за двоеперстное креста сложение <…>, и закричали оне все великим криком, а что закричали, того за великим тогда от пожару и огня шумом расслышать было невозможно»[788].

В редких случаях реплики самосожигателей были предельно краткими. Перед самосожжением в Чаусском остроге в 1756 г. в ответ на увещевания, призыв разойтись и обещания неприкосновенности отвечали: «Напрасно ты, господин управитель, говоришь так, мы не поверим, чтобы слуги антихриста перестали выполнять его повеления, выведите прежде из Церкви ересь»[789]. Вслед за этим вскоре свершилось самосожжение. Другие примеры указывают на такой же стиль поведения. В 1784 г. старообрядцы-участники самосожжения в Ребольском погосте Олонецкой губернии в ответ на вопрос о причинах своих действий отказались давать пояснения и просто заявили присланным к ним для увещевания церковникам: «Что вам до того нужды? Мы згорим»[790]. Подошедшему к «згорелому дому» местному дьячку один из старообрядцев, Ермолай Семенов, «глядев из окна в монашеском черном одеянии, имеющем на голове наподобие монашеского черного клобука сшитой кукул, выговаривал: “Не ходите к нам блиско и не трогайте нас, ежели ж будете к нам приступать, то будем в вас из ружей стрелять”»[791]. Угроза подействовала: старообрядцев на некоторое время оставили в покое, и им удалось довести ритуальный суицид до логического завершения.