Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Источники показывают, что слова ребольского старообрядческого наставника не были пустой угрозой. Иногда в документах встречаются свидетельства о том, что перед самосожжением разворачивались настоящие бои – вооруженные столкновения между старообрядцами, целенаправленно готовящимися к смерти, и вполне профессионально осаждающими их воинскими подразделениями. Старообрядческие историки, вопреки фактам, подчеркивали христианское смирение участников самосожжений. В частности, Иван Филиппов, описывая последние минуты перед самосожжением в Палеостровском монастыре, утверждал, что кроткий старец Игнатий и его сподвижники «яко агньцы готовляхуся на заколение и смерть с великим смирением»[792]. Документы свидетельствуют об обратном. Предсмертное сопротивление старообрядцев часто оказывалось умелым и яростным. В конце XVII в., перед самосожжением в верховьях реки Кокшеньги между старообрядцами и присланными для «увещевания» «выборными людми» состоялся ожесточенный бой, красноречивое описание которого содержится в отписке архиепископа Афанасия. Он послал к «згорелому дому» значительный отряд – более 250 человек «с ружьем». Когда они пришли «в черные дикие леса к тому острогу», то обнаружили, что это настоящая крепость, готовая к осаде: «и, не припустя де их к острогу, учали воровские люди с того острога с стен по них стрелять ис пищалей». Присланные не растерялись: «учинили на тот острог окрик большой и убили у них, воров, на стене острожной из лука чернеца». Еще одного из старообрядцев они «с того же острога (крюком. – М.П.) со стены сорвали»[793]. Перед вторым самосожжением в Палеостровском монастыре старец Емельян долго спорил о вопросах веры с присланными для увещания священниками, а начальнику воинского подразделения предлагал щедрый выкуп. Деньги и ценности, как утверждает Иван Филиппов, были приняты, однако осада вероломным образом продолжалась. Убедившись в бесполезности полемики и обмане, раздосадованный Емельян заявил: раз прежние подношения оказались бесполезны, «ныне вас станем дарить горохом». По его сигналу старообрядцы открыли огонь из мушкетов по офицеру и присланным для «увещевания» священникам, убив первого и ранив вторых[794]. В литературе можно встретить мнение о том, что Емельян пытался подкупить стрельцов для того, чтобы получить возможность спастись от огня, бежать из осажденного монастыря: «удалиться со всеми своими с острова на берег». Но предложенный выкуп показался осаждающим недостаточным, они надеялись получить от отчаявшихся староверов гораздо больше, что и привело к вооруженному конфликту между ними и Емельяном[795].

Подробное описание очень странного, но как оказалось эффективного способа последовавшей затем обороны Палеостровского монастыря, использованного старообрядческим наставником Емельяном, сохранилось в труде Евфросина. Когда царское войско пошло на приступ, стрельцы, по правилам военной науки того времени, «пред собою возы великия соломы везли, чтоб по них верныя (старообрядцы. – М.П.) со стены пулями не доставали». Но вскоре штурмующие натолкнулись на заранее подготовленную «великую пакость» – вмороженные в лед косы-горбуши. Далее ситуация приобрела и вовсе катастрофический для осаждающих монастырь войск оборот. В труде Евфросина сохранилось красноречивое описание трагедии: «место мелко, лед тонок, возы тяжолыя». Неизбежно «воз проломится, и человек такожде в воде мечется и на косы сечется». Все это происходило под интенсивным огнем осажденных в монастыре старообрядцев, которые убили двадцать человек и ранили около сорока[796]. Примечательно, что в изложении другого старообрядческого автора, симпатизирующего самосожигателям Ивана Филиппова, картина этого же сражения оказалась иной. Старообрядцы стреляли только пыжами «для страху», избегая кровопролития. Они «к тому времени уже зготовилися, чтобы огнем скончатися, а не противитися нимало», в то время как осаждающие без особого успеха использовали все виды оружия, существовавшие в конце XVII в[797].

Сибирские материалы XVIII в. показывают, что и здесь самосожигатели не спешили на «тот» свет, предпочитая прежде выдержать неравный бой – столкновение с «никонианами». Во время самосожжения 1738 г. в деревне Шадриной старообрядцы вступили в бой с присланным к «згорелому дому» отрядом, вскоре после чего началось самосожжение[798]. Известный исследователь самосожжений Д.И. Сапожников, опираясь в равной мере на исторические документы и собственное воображение, описывает эти трагические минуты следующим образом: «Вдруг из одного окна огненным языком показалось пламя, змеиным кольцом обвило сразу несколько изб, послышался страшный, потрясающий воздух взрыв, дрогнула земля и вырвавшиеся на волю черные клубы дыма затмили безоблачное небо. Так началось страшное пожарище!»[799].