Самоубийство. Подготовка (СИ)

Вообще, мои воспоминания об отце, бабе Ларе и деде Мише не то, чтобы смутны (иногда они очень ясны, особенно об отце), но как бы отрывочны и более всего напоминают кадры какой-то старой кинохроники вроде фильмов Дзиги Вертова (только в цвете): вот отец везет меня в детский сад на мотоцикле - когда я был совсем маленьким, он сажал меня перед собой, когда же я чуть подрос, то сидел сзади, обнимая его руками - еще, кажется, шлем у меня был на голове какой-то несуразный, круглый, как шар, я был похож в нем на космонавта, как их рисуют в детских журналах; потом - дом и двор бабы Лары: дом на две половины, в чужой - неведомые мне люди, в нашей - темные комнаты, наполненные старой тяжелой мебелью - стулья, столы, комоды, топчаны, кровати, все с массивными толстыми ножками, все большое, деревянное, неподъемное (может быть, потому что я сам был мал?), в столовой - сервант, в серванте - рюмки в форме маленьких рыбок и графин в форме большой рыбы, что-то еще в форме лебедя; на стол сервируют луковый суп - этот суп делается просто: жарится лук в сковороде на постном масле, туда же можно резаную колбасу, если есть - а нету, то и нету, а в кастрюле варится картошка - потом в кастрюлю высыпают зажарку из сковороды, и суп готов - можно, впрочем, туда еще фасоль и галушки. Там в столовой всегда пахло этим луковым супом, и сейчас, когда я вспоминаю картинку дома - сервант с рыбами, стол без скатерти, супница - мне луком пахнет. Скажете, это уже не кадр кинохроники, если про запах речь? Да ничего подобного - про все, что угодно, оно может и так, а про луковый суп - не так, луковый суп если увидишь в кинохронике, то сразу почувствуешь запах... А, и дед из дальней комнаты выходит - Михаил, здоровый, лысый, молчит - похож на Франкенштейна из одноименного фильма, никогда ни слова от него не слышал - вернее, припомнить не могу ни единого от него слова - только эту его огромную двухметровую фигуру в дверном проеме.

Сам дом стоял в степи. У нас-то, если разобраться, кругом степь - деревьев нету почти, но поселок этот, Першотравневое, он как бы совсем-совсем в степи, потому что там моря нет - одни сельскохозяйственные угодья и колхозы с совхозами. Дед Миша и баба Лара работали в колхозе - во дворе у них была корова, и кони были, и по мелочи всякая живность. Как к дому подходишь - плетеный забор, тот, что называют: "тын", старая покосившаяся скамейка у ворот, а ворот-то самих и нету - чего ворота ставить, когда вместо забора "тын"? Вот там, где этот "тын" расходится, открывается, где лавка стоит - там и во двор заходить. Земля потрескалась вся от жары, в глубоких бороздах-трещинах, заросшая сорняком-березкой - через весь двор этот сорняк-березка вьется, и в траве той, желтой, выгоревшей, в сухих земляных трещинах - черно-красные клопы-солдатики (у нас же цветное кино, мы договорились).

Через двор если пройти вдоль дома - упрешься в сарай, там двери почти всегда открыты и видно через них внутри сарая всякое понавешенное: лошадиные хомуты, подковы, лопаты, бамбуковые удочки, электромонтажные когти (это отцовские - какое-то время он работал электромонтажником и лазил по столбам в этих когтях, я даже как-то видел, как он лез на столб), а вверху, чуть не под самой крышей, привязанные проволокой к деревянной балке - битые запчасти к мотоциклу. Они всегда вызывали мое любопытство - даже битыми они выглядели красиво. Это отец когда-то разбился на мотоцикле (это была "Ява"), и даже вроде бы сильно, и долго он после этого лежал в больнице, и вроде бы даже без сознания, и я, кажется, уже тогда был на свете, но ничего этого не помню - только то, что у отца был небольшой (длиной в мизинец) шрам на виске, который его не портил. Ну, и вот эта битая "Ява" в сарае.

Удочки, да... Задом двор выходил на баштан - мы выращивали арбузы и дыни (малюсенькие, помню, арбузы торчали там кругом по полю, как зеленые мячики), а прямо за баштаном - камыш и большой ставок. Дед Михаил и отец ходили туда рыбачить. Я тоже однажды взял в сарае удочку и пошел на ставок рыбачить - сел там в камышах, забросил удочку, ловлю. А потом из воды вылезла лягушка, уселась напротив и на меня уставилась: я сидел и не мог пошевелиться от страха - слышал, как меня зовет баба Лара и не мог ей ответить, откликнуться, крикнуть, что я здесь, в камышах - боялся рот открыть - а вдруг, думал, лягушка на меня прыгнет, когда закричу? Баба Лара все же потом нашла меня в камышах, часа через два - мы все еще сидели там с лягушкой, гипнотизировали друг друга взглядом.