Самоубийство Пушкина. Том первый

Утром Пушкин должен быть в дороге, а пока, отозвавшись на приглашение, остался ужинать у гостеприимной четы. Разговор, между прочим, стал крутиться вокруг того самого магнетизма, «изобретенного недавно г-ном Месмером», как шутил Пушкин.

Г-жа Фукс, как видно, не очень верила в передачу мыслей и внушения на расстояние, потому что Пушкин вдруг сказал ей:

— Испытайте: когда вы будете в большом обществе, выберите из всех одного человека, вовсе вам незнакомого, который сидел бы даже к вам спиной, устремите на него все ваши мысли, пожелайте, чтобы незнакомец обратил на вас внимание, но пожелайте сильно, всею вашею душою, и вы увидите, что незнакомый, как бы невольно, оборотится и будет на вас смотреть…

— Этого не может быть, — с некоторым кокетством возразила его привлекательная собеседница, ради которой он, наверное, и остался, несмотря на ранний выезд, — как иногда я желала, чтобы на меня смотрели, желала и сердцем и душою, но кто не хотел смотреть, тот и не взглянул ни разу…

Пушкин угадал её кокетство и весело рассмеялся.

— Неужели с вами такое могло быть? О нет, я этому не могу поверить! Прошу вас, пожалуйста, верьте магнетизму и бойтесь его волшебной силы. Вы ещё не знаете, на какие чудеса способна, женщина под влиянием магнетизма…

— Не верю и не желаю этого знать, — угадывая в разговоре рискованную грань, попыталась она уйти от него, этого разговора.

— Но я уверяю вас, по чести, — настойчиво выходил Пушкин на тон изящной двусмысленности, — я был очевидцем, если не участником (обратите внимание на это слово. — Е.Г.) таких примеров, что женщина, любивши самою страстною любовью, при такой же взаимной любви, останется неприступною. Но бывали случаи, что эта же самая женщина, вовсе не любивши, как бы невольно, со страхом, исполняет все желания мужчины… Даже до самоотвержения. Вот это и есть сила магнетизма…

Может быть, для добродетельной провинциалки этот разговор казался чересчур вольным. Она сознаётся, что была рада, когда эта беседа о магнетизме закончилась, хотя и перекинулась на другие темы, ещё менее интересные, о посещении духов, о предсказаниях и о многом, касающемся суеверия.

Судя по разговору, Пушкин был так уверен в возможности внушать мысли, как будто сам обладал этой способностью и пробовал её испытывать, особенно по отношению к женщинам. Я в это верю. Это, в какой-то неожиданной мере, открывает мне загадку его потрясающего успеха у слабого пола, что единодушно отмечено в его жизнеописаниях.

Написав это, я на некоторое время приостановился в своем повествовании о суеверном Пушкине. Нужно было проверить на каком-то авторитетном оселке, не дал ли я маху со своими предположениями, достойны ли они того священного предмета, которому посвящены эти строчки.

Один из друзей, которому я верил, сказал так:

— Вообще-то интересно. Только, знаешь, в науке логике есть такое неплохое правило. По одному свидетельству нельзя делать никаких твёрдых выводов… Вот если бы ты нашёл ещё что-нибудь в таком же духе. Тогда я тебе, пожалуй, поверил бы…

Пришлось снова ворошить тома. И ведь нашёл! Вывел меня из затруднительного положения Филипп Филиппович Вигель. В его записках есть просто замечательное место:

«Как не верить силе магнетизма, когда видишь действие одного человека на другого. Разговор Пушкина, как бы электрическим прутиком касаясь моей… главы, внезапно порождал в ней тысячу мыслей, живых, весёлых, молодых…».

* * *

Рассказы о необычайном. Император Павел I с большим вниманием относился к строительству так называемого Михайловского инженерного замка. В конце концов благодаря его заботе и стараниям здание это стало одной из достопримечательностей Петербурга. Оно отличалось великолепной архитектурой и вкусом, с которыми выбраны были различные лепные украшения. Однако вовсе знаменитым оно стало вот по какой причине. Павел Петрович сам выбрал надпись на его фронтоне и очень гордился её замысловатостью. Надпись звучала так:

«Дому твоему подобаетъ святыня Господняя в долготу дней»

После убийства императора кто-то угадал в этой надписи пророческий смысл. Оказалось, что число букв в этой надписи (47) равняется количеству лет, которые суждено было прожить ему. Впечатлительные петербуржцы верили в тайну этой надписи.

* * *