делают его не способным к активному образу жизни и как бы приготавливают его к умственной работе, которая в свою очередь требует приспособленных для этого органов. Если неподвижная социальная среда
только разбивает его природные инстинкты, то, поскольку само общество подвижно и может существовать
только при условии прогресса, постольку он может играть полезную роль, так как неврастеник составляет
Именно потому, что он не склоняет головы перед традицией и ярмом привычки, он представляет собой
чрезвычайно плодотворный источник всего нового. Но так как в самых культурных обществах
интеллектуальные функции более всего развиты и более всего необходимы и так как в то же время, в силу
чрезвычайной сложности этих обществ, непременным условием их существования является непрерывное
изменение, то
в тот самый момент, когда число неврастеников становится особенно значительным, существование их получает свое практическое оправдание. Они не относятся к числу людей, по существусвоему внесоциальных, которые устраняют самих себя, потому что не могут жить в той среде, к которой они
прикреплены. Нужно, чтобы еще целый ряд других причин присоединился к свойственному им органическому
состоянию, чтобы характер их принял такое направление и развился именно в этом смысле. Сама по себе
неврастения есть предрасположение очень общего характера, не влекущее за собой никаких определенных
поступков, но по ходу обстоятельств она может принимать самые разнообразные формы. Неврастения — это
почва, на которой могут зародиться самые различные наклонности в зависимости от того, как оплодотворят ее
социальные условия. У старого, уже сбитого с пути народа, на почве неврастении легко пустят корни
отвращение к жизни, инертность и меланхолия со всеми печальными, свойственными им последствиями.
Наоборот, в молодом еще обществе на этой почве по преимуществу разовьются пылкий идеализм, великодушный прозелитизм, деятельная самоотверженность. Если во времена всеобщего упадка мы видим
увеличение числа неврастеников, то мы не должны забывать, что их же руками создаются новые государства; именно из среды неврастеников появляются все великие преобразователи. При такой двойственной роли нев-
растения не может объяснить столь определенного социального факта, как тот или иной процент само-
убийств*.
www.koob.ru
* Очень ярким примером этой двойственности являются сходство и контраст, наблюдаемые между французской и русской литературой.
Та симпатия, которой во Франции пользуется русская литература, уже доказывает, что в ней очень много общих черт с французской. На
самом деле, у писателей обеих наций чувствуется болезненная утонченность нервной системы, известное отсутствие умственного и
морального равновесия. Но это общее психобиологическое состояние производит совершенно различные социальные последствия. Тогда
как русская литература чрезмерно идеалистична, тогда как свойственная ей меланхоличность основана на деятельном сочувствии к
страданиям человечества и является здоровой тоской, возбуждающей веру и призывающей к деятельности, тоска французской литературы
выражает только чувство глубочайшего отчаяния и отражает беспокойное состояние упадка. Вот каким образом одно и то же
органическое состояние может служить почти противоположным социальным целям.
Существует одно психопатическое состояние которое за последнее время вошло в привычку обвинять почти
во всех несчастьях нашего цивилизованного общества. Это — алкоголизм. Справедливо или нет, но его
влиянию приписывают прогрессивное развитие сумасшествия, пауперизма и преступности. Имеет или нет
алкоголизм какое-нибудь влияние на развитие самоубийства?
малоправдоподобной, потому что именно в наиболее культурных и зажиточных классах самоубийство вы-
рывает больше жертв, тогда как далеко не в их среде алкоголизм имеет наибольшее распространение.
Рассмотрим факты — и пусть они говорят сами за себя. Если сравнить французскую карту
самоубийств с картой преследований за злоупотребление спиртными напитками, то мы увидим, что
между ними нет почти никакого соответствия. Для первой из них характерной чертой является то
обстоятельство, что самоубийства в особенности сосредоточены в двух центрах Франции. Один
расположен в
моря от Марселя до Ниццы. Совершенно другое распределение темных и светлых пятен мы видим на