Самоучитель игры на струнах Души, или Как настроить жизнь на свой лад

«Я вообще человек то терпеливый. Могу многое прощать и терпеть от людей. А тут вот уже третий месяц не могу работу нормальную найти. Хожу по разным собеседования и всё без толку. Главное, что я не как раньше делаю, не за все подряд хватаюсь, а выбираю то, что мне по душе. Чтобы смысл был в моей работе для меня, стоящее дело, не просто деньги зарабатывать, так, что лишь бы платили. Понимаете?» Я кивнула. Она продолжала. «А тут эта зараза подвернулась мне, директорша сувенирной мастерской. Такая вежливая, ласковая. Ну я и пошла посмотреть, что к чему. Пришла на производство. Там грязь. Беднота страшная. Как в каменной веке люди работают. Условия кошмарные. Но народ добрый такой, внимательный. Я так истосковалась по сердечности и приятию, что решила – останусь, привыкну со временем может. Буду лепить себе домики и не думать ни о чем. Люди меня хорошо приняли, правда там особо то не разгуляешься с общением. Сидят все, каждый в свою работу уткнувшись. Поначалу о погоде, о новостях говорили, видимо меня стеснялись. А через пару дней привыкли и давай начальству кости перемывать. Тут я занервничала. Не хотелось мне в подобной обстановке работать. Грязь всю эту впитывать. Но уши затыкать тяжело, целый день в наушниках не просидишь. Да и руководство наведывалось регулярно, работу приносило. Меня хвалили, удивлялись, что я не обученная, а делаю хорошо. Я и старалась как могла. Вам не скучно?»-Лилия Михайловна вопросительно на меня посмотрела.

«Я вас внимательно слушаю». – сказала я, понимая её волнение и тревоги.

«Пока я пыталась привыкнуть, все время думала, что я тут делаю? Для чего мне это все? Ведь не для такого места я предназначена. И дело даже не в том, что я отличаюсь от них. Люди как люди. Я не лучше их и не хуже – другая просто, с другими ценностями. Да цели у нас пока одинаковые – заработок. Ну и всё на этом. Чем больше я думала об этом, тем хуже мне становилось. Правда, когда работу делаешь, все уходит на задний план. Только вот настал момент истины. День так на 6 звонит мне директриса и говорит, что я должна освободить свой стол, который мне по наследству от ушедшей сотрудницы достался и перейти на другое место. А я уже все намыла вокруг, стол и полки отмыла, отчистила. Всю старую глину оттерла. Только стала себя ощущать по-человечески комфортно, хоть за столом своим. Как на тебе, опять иди в другое место все сначала налаживай. Я говорю – нет, я не уйду… Директриса – ты мол пойми, та сотрудница оказывается заболела, а я и не знала про это. Это ее стол. Я говорю, в чем дело? Вы меня так будете по всему цеху передвигать, когда вам захочется? Может мне тогда сразу к дверям пересесть, чтобы ближе на выход? Она говорит, а давай, иди-ка ты домой… Ну и ушла я. Попрощалась со всеми. И в спину себе услышала от ребят фразу такую – мол нечего тут к нашему болоту привыкать, затягивает оно…» – женщина выдохнула и поправила волосы. Потом откинулась на спинку стула. «А ну его все это – даже вспоминать больно. Я поняла конечно, что там семейные истории. Что сотрудница, которая ушла, родня какая-то директрисе. Она, конечно, важнее меня, что уж тут. Я словно преданной себя ощутила. Не пойму только почему так?»

«А кто еще так в вашей жизни поступал с вами? Не припомните?»

«Да, начальница моя бывшая. В юности я в банке работала. Так к нам в отдел как-то дочку министра пристроили. Она спала целыми днями за газетой и зарплату получала, наравне с главным специалистом. На глазах у всех. Я злилась ужасно, не честно ведь это. Мне тут про идеалы уши причесывают, а на деле сплошное лицемерие. Тот, у кого родственники среди начальства, тому и улыбку, и конфетку. Мерзость. Даже вспоминать противно. Я тогда выступила, конечно, с возмущением, да меня быстро осадили, кто ты, а кто она. Сиди и не дергайся. До сих пор трясет от гнева наглость такая. Как можно людей как башмаки сравнивать? Ни уважения, ни чести. Низость» – сверкая глазами Лилия Михайловна комкала в руках платок, и я даже издалека видела, как трясутся ее руки.

«Вам тогда не удалось ни с кем поделиться своими чувствами?»

«Нет. Что вы. Я не понимала даже, что можно правду поискать среди других людей. Знаете, в семье моих родителей особо не церемонились с моими чувствами. Мы вообще об этом не говорили. Судить других, да судили. Родственники помню соберутся за столом на празднике, поедят, выпьют и давай соседей и знакомых обсуждать. Кто с кем, да зачем… Я каждый раз от таких разговоров в тоску впадала, убежать хотелось, чтобы не принимать участие. Не знаю, почему, но всегда ясно понимала – не правильно это, не по-человечески.»

«Выходит, что вам по душам то и поговорить не с кем было? Друзья то были у вас, подруги?»

«Да были. Только я не могла с ними все обсуждать, словно стыдно мне было такие вещи говорить. Понимаете, стыдно, что я в такой ситуации оказалась, будто на мне за нее вина лежит и позор. Мол с хорошими людьми такого не может и не должно случаться. А раз я оказалась среди таких, то сама виновата и должна этот позор проживать безропотно»