– Дорогой мой Иммануил, правда ли говорят, что ты полагаешь, что на всякий тезис можно найти антитезу? – завернул Семен Семеныч.
– Совершенно верно, дорогой мой Семен Семеныч, и ведь это так естественно! – ответил ему, как всегда спокойный, Иммануил Кант.
– О, в этом я с тобой совершенно согласен! Но зачем в таком случае ты говоришь о Боге?..
Говорят, что Гегель этим вечером не принял у себя Семен Семеныча, приглашенного к ужину. А Шопенгауэр застрелился, не успев даже назначить встречу Семен Семенычу.
Семен Семеныч прогуливался по кладбищу, и таких случайных посетителей было много. Люди медленно передвигались по узким кладбищенским дорожкам, временами останавливались и читали фамилии, даты, эпитафии…
Семен Семеныча заинтересовало:
«Ну, я-то понятно что тут делаю, а вот что тут делают все остальные?»
Они же, помедлив, отвечали ему:
– Здесь достигаешь чувства какого-то странного умиротворения.
Семен Семеныч посмотрел на этих людей, на надгробия с фамилиями, датами и эпитафиями, которым, казалось, нет ни конца ни края, посмотрел и подумал:
«Какое это многозначащее слово: «у – миро – тво – рение»!»
И на душе его было настолько спокойно и радостно, что кладбище по всем позициям никак не подходило для того рода эмоций.
Семен Семеныч читал лекцию по риторике:
– Чтобы прослыть умным, не обязательно много «знать», достаточно много «знать о…» Я даже думаю, что иногда много «знать о…» вредно, ведь в этом случае теряешь всякое желание «думать над» тем, что «знаешь о…» Какой тогда во всем этом смысл?..
Семен Семеныч мучился вопросом, как лучше поступать: или говорить человеку то, что он хочет услышать, или то, что ты хочешь сказать?
Наконец Семен Семеныч решил эту дилемму в пользу первого, поскольку собственное побуждение показалось ему недостоверным. Но после этого решения сразу родилась и вторая дилемма: а что он – слушающий – в действительности хочет услышать: то, что он хочет слышать, или то, что Семен Семеныч хочет ему сказать?
Круг замкнулся, а Семен Семеныч застрелился.
Семен Семеныч думал было застрелиться, думал, думал да передумал…
«Четыре буквы – одна приставка, – и, глядь, целая жизнь… Или же все-таки дело в корне? Но корень одинаков. Тогда дело, возможно, в действии? Впрочем, и в том и в другом случае оно ничем существенным не отличалось, мыслительный акт, и все. Так что же это получается, жизнь ничего не стоит?» – ошарашенный, думал Семен Семеныч над произошедшим.
– Перед тем как это решить, я должен знать, – настаивал некто в разговоре с Семен Семенычем.
Тот улыбался:
– Перед тем как «решить» – пора уже просыпаться или же еще нет, вы, вероятно, «знаете» – выспались вы или нет…
– Фактически, да.
– А как тогда быть с будильником?
Семен Семеныча запутывали понятиями единства, общего, тождества, идентичности и т. д. и т. п. Он же чувствовал, как мораль прокралась в чистые воды философии и теперь ее мутит. Что ему оставалось делать?.. Вот он и сказал:
– Если нечто единственно, но вдруг появляется нечто то же самое, что и это единственное, разве именно этот факт не докажет нам действительной единственности того, первого?!
После самоубийства Семен Семеныча в его дневнике была найдена странная запись:
«Не сомневайтесь в истинности ложного. Утверждайте!»
Семен Семеныч слушал лекцию очень молодого, красивого, пылкого философа, проповедующего оригинальный взгляд на жизнь.
– Я люблю все, все меня забавляет, я хочу соединить все и вся! Вы не философы, если не можете превратить красивое в отвратное, а отвратительное в притягательное. Ты, – обратился вдруг лектор непосредственно к Семен Семенычу, выбрав его одного из огромной, переполненной аудитории, – да, ты! Ты никогда ничего не узнаешь, если ты всего не узнал! Не узнаешь, если ты достаточно робок, чтобы запутаться в своих отношениях с жизнью! Я вижу, как она ускользает из твоих лишенных цепкости рук!
Семен Семеныч поднялся со своего места, поклонился, произнес: «Спасибо» – и вышел. Далее случился настоящий потоп: восторженные поклонники кинулись на кафедру своего кумира, они подняли его на руки, бросали в воздух, он же хохотал и бил их головы чем придется.
– Как Вы могли, как Вы могли!!! – чуть не плача взывал к Семену Семенычу хороший друг его, нагнавший старика уже на улице.