Самоучитель танцев для лунатиков

– Папа, на самом деле фотографий было две, понимаешь? То есть я использовала два негатива. Может быть, я даже не смогу еще раз это напечатать. Видишь, что получилось! – закончила Амина и протянула ему снимок.

Томас перевернул фотографию и посмотрел на себя шесть месяцев назад. Вокруг него были разбросаны газеты, в углу веранды горела белая лампочка. Отец окинул взглядом фото, его внимание привлекла светотень.

– Что это?

– Это ты. – Амина показала на сидящую в кресле фигуру. – Вот, видишь?

Томас вцепился пальцами себе в бороду, помолчал, а потом поднял глаза на Амину:

– Хорошая работа. Очень красиво.

– Ты ее видишь?

– Кого?

– Аммачи! – Она ткнула в изображение. – За креслом, – добавила она, и Томас растерянно уставился на нее. – Да вот же, – снова показала пальцем Амина, – на фото!

Но отец смотрел не на фотографию, а на ее лицо.

Смотрел с любопытством и отвращением, как будто увидел в ду́ше мокрицу.

– Я знаю! – с бешено колотящимся сердцем затараторила Амина. – Я знаю, что это очень странно, но, понимаешь, может быть, она знала, что ты грустишь, и просто пришла, чтобы…

Фотография выпала у Томаса из рук. Его била крупная дрожь. Амина застыла в ужасе, вдруг осознав, какой отец большой и как легко он сможет сбить ее с ног. Он бросился к ней и прижал ее голову к своей груди так крепко, что сделал больно ушам, а Амина слышала только гулкое биение его сердца о ребра, напоминавшее звук волн, разбивающихся о причал. К ее ужасу, отец разрыдался. Он пытался что-то сказать ей, но она не разобрала.

– Что? Что ты сказал? – сдавленно повторяла она, оторвав лицо от его груди и сделав глоток воздуха.

– П-п-прости меня.

– Что?!

– Прости меня, Амина, – бормотал отец, отстранив ее от себя и крепко держа за плечи, по щекам его струились слезы. – Этого… этого не должно было произойти. Я должен был догадаться. Мне следовало быть здесь, я знаю.

– О чем ты? – испуганно спросила она. – Почему ты так говоришь?

– Ты имеешь право злиться на меня. Я не жду, что ты простишь меня прямо сейчас. Пра… правда, не жду.

Томас попытался взять себя в руки, но вместо этого снова захлебнулся рыданиями.

– И вовсе я на тебя не злюсь! – крикнула Амина и тоже расплакалась, оттолкнув отца. – Я просто хотела показать тебе фото, думала, что ты… думала, тебе будет приятно…

– Ты имеешь право ненавидеть меня, я понимаю, что это, наверное…

– Нет, подожди! Перестань! – Амина опустилась на колени, подняла фотографию и сунула ему под нос. – Вот, смотри! – сказала она, показывая на сари бабушки. – Вот ее тело! Вот ее голова! Видишь?!

Томас закрыл глаза, его лицо исказилось. Потом сделал глубокий вдох и выдох, от которого за версту несло перегаром, и произнес:

– Там ничего нет, Амина.

– Но ты даже не посмотрел!

– А зачем? Там ничего нет!

– Но мои одноклассники видели ее! Все видели, и даже моя учительница сказала…

Отец подошел к ней, заключил в крепкие объятия и больно сдавил ей гортань, прижав к своему плечу. Он снова стал просить у нее прощения отчаянным шепотом, словно в исповедальне у священника, да еще и принялся укачивать ее, как младенца.

– Они не возвращаются, детка, – прошептал он ей на ухо, – мне очень жаль, но они никогда не возвращаются!

– Перестань! – Она оттолкнула его, и он тут же отпустил ее.

На лице Томаса отразилось глубочайшее отчаяние. Амина вытерла рукавом слезы.

– Ами, пожалуйста…

– Господи, просто забудь, ладно? Забудь!

С этими словами она вылетела из кухни и с оглушительным грохотом взбежала по лестнице. Кому какое дело? Маму все равно из пушки не разбудишь, а папа накачался виски до состояния зомби. Вернувшись к себе в комнату, Амина смахнула с кровати книги и фотоальбом, который со стуком упал на пол и раскрылся. Она повернула настольную лампу, положила фотографию под нее и присмотрелась.

Да, она все еще там. Прямо там, на снимке. Зубы и глаза Аммачи были единственным белым пятном в том углу, но от них исходила такая радость, что фотография сияла, словно звезда. Что ж, ладно. Амина аккуратно взяла карточку за края и разорвала ровно пополам. Потом сложила половины вместе и разорвала еще раз, а потом еще, пока от снимка не остались крошечные обрывки на столе. Потом она смахнула клочки один за другим в мусорную корзину. Покончив с этим, Амина достала из корзины постер «Air Supply».

Неделю спустя она снова начала ходить в школу, и за ее спиной все постоянно перешептывались. Шепот преследовал ее на английском и биологии, она чувствовала его спиной и затылком, когда открывала свой шкафчик. Некоторые одноклассники пытались заговаривать с ней на первых порах, но их терпения хватило ненадолго, так как они явно полагали, что оказывают ей большую услугу. При ее приближении все молча расступались, а если Амина входила в класс раньше преподавателя, остальные тут же опускали голову и утыкались в тетрадки, делая вид, что погружены в домашнее задание. Те, у кого братья и сестры учились в одном классе с Акилом, обсуждали ее между собой с таким видом, будто знали куда больше других.

– Чего уставился? – заорала она как-то в пятницу на Хэнка Фрэнкена, который не сводил с нее глаз.