Самозванка. Кромешник

Но почтенный седоусый подданный счёл нужным выдержать приличную паузу. Коридор успел благополучно окончиться тупичком, избавленным от вездесущих доспехов и потому приятным глазу. Семенивший следом челядинец проворно отомкнул дверь, пропуская господ в одну из гостевых спален. Протопленную, нарядно убранную и зачем-то обильно заставленную цветами из крытого хозяйского сада.

Веникообразные охапки оглушительно благоухали, вышибая слезу.

Фладэрик с тоской помянул росные луговины озёрного края, раздольные пущи и свербящую каменную свежесть предгорий. Даже сдобный, луком и капустой приправленный аромат иных деревенских корчмёнок — тех, что почище — представлялся сейчас милее. Благовония, призванные разгонять затхлость, неизбежную спутницу местной архитектуры, напоминали сразу о западных, чуждых проискам ушлых инженеров, а потому неизменно отдающих нужниками хороминах, протравленных испарениями Ллакхарских лабораториях и, разумеется, нежной Айрин, щедро орошавшей пахучим безобразием всё, что подворачивалось под руку.

Генрич, чопорно испросив разрешения, прошёл внутрь следом за гостем. Придирчиво оглядел углы, отослал приволокших тазы с водой слуг и, наконец, распахнул окошко. Адалин мысленно возблагодарил догадливость соплеменника и остановился у каминной полки, притворно любуясь очередной оружейной композицией. На деле Фладэрик избегал чересчур ароматных букетов и подозрительных подносов с засахаренными ягодами и вином, что приволокли вместе с умыванием вышколенные челядинцы.

Раритетные сабли, судя по виду, помнили ещё Тернеград. А топоры могли застать и Свирепого41.

Фладэрик мрачно фыркнул: благодарные потомки суеверно законопатили неласковое прошлое, припорошив заковыристой выдумкой особо несговорчивые участки. Хорошо хоть, загребущие лапчонки бдительной коронной Канцелярии не дотянулись до проповеднических хранилищ и литературных сокровищниц Армандирна.

— Стэван пересказал мне ваш разговор, — объявил позабытый Милэдон, упрямо пялясь в ночь через окно.

Далёкие горы откликались протяжными стонами плутавших в каменюках сквозняков. Сосновый бор кряхтел поближе, подметая мохнатыми шапками смурные тучи. Пейзаж всеми силами способствовал меланхолии, закаляя характер подчёркнутой нелюбезностью. Упырь повернулся, скрестил руки на груди и привычно сощурился в ожидании.

— Я начинаю понимать, — престарелый подданный неодобрительно покачал головой.

Помолчали. Торопить Хозяина, тем паче помогать оному, самолично в петлю прыгая, Адалин не собирался. Балаган в трапезной и разыграть можно. Семья семьей, но каты с Башнями — перспектива не самая лучезарная.

За распахнутым окошком, в сонном шелесте кустов и древесном скрипе покаянно тявкнул одинокий кобелёк, отбившийся от трапезного полчища и оттого пронзительно кручинный.

— Кто бы мог подумать? — так ничего и не дождавшись, окромя собачьих трелей, Генрич отлип от окна. И даже соблаговолил обернуться, смерив гостя долгим взглядом потомственного командира. — Выходит, слухи врут?

Фладэрик пожал плечами. Откровенность его давно не смущала. Тем паче упрёком тут отчего-то и не пахло. Белый Милэдон решил отложить моральную оценку до лучших времен.

— Слухи? — симулировал твердолобость поднаторевший в светском лукавстве Адалин.

— Твоя роль при дворе, — предложил навскидку подданный, дрогнув роскошными усами. — Или причина размолвки с отцом. Я, как ты понимаешь, не частый гость в Розе. Мог и не разобраться. Однако мне казалось, наследник Тайдэрика пользовался… благосклонностью Её Величества. Неожиданно долго. Теперь по всему выходит, молва очернила того мессира?

— Не слишком, — ухмыльнулся означенный наследник, позволив себе чуть больше искренности. Но Адалин сегодня не собирался откровенничать сверх необходимого.

Кустистые брови Хозяина насупились. Дублёная, ветрами просоленная физиономия древнего кровососа сложилась в мину непонимающую и одновременно проницательную. Старший Милэдон не спешил с излишним красноречием. Выдерживал паузы с должным терпением, а главное, своевременностью. И состязаться в выдержке эти двое могли бы до утра.

Упырь, вздохнув, помахал метафорической ручкой метафорическим же перинам, невольно покосившись на притаившуюся за резной деревянной ширмой кровать. Генрич, в полумраке скорее бусый, чем белый, окинул гостя долгим, оценивающим прищуром, вдругорядь дрогнул усами, задумчиво пожевал, надеясь распробовать впечатление. И неожиданно сварливо осчастливил:

— Ладно, Адалин. Надеюсь, хоть сообразительность твоя — не плод фантазии злопыхателей.

Упырь подавил невольный смешок. Знавал он, как ту «сообразительность» на деле за глаза честили.

— Прости старику излишнюю прямолинейность и не сочти за оскорбление. Час поздний. Я устал, — говорил командир отрывисто и чётко. Фладэрик понятливо кивал. — А завтра ехать на дальнюю лядину. Так что не обессудь. Скажу, как есть, без ваших придворных околичностей: тебя мнят прелагатаем и королевиным полюбовником. И то истинно, как видно. О том же Сейран зубоскалил, про то же на женской половине судачат, почитай, с твоего утреннего появления…