Самозванцы

– В том-то и дело, – сказала Эмма. – Почему слово «мирах» стояло в скобках? Вчера ночью я подумала, что это странно, но мне было не до того. Скобки означают что-то дополнительное, второстепенное. Но с какой стати слову «мирах» быть второстепенным? Только если это не просто инструкция к применению. – Эмма подумала: стоит ли признаваться, как она испугалась? Стоит ли говорить остальным, что она начала пересчитывать буквы во фразе «Найди место, которое существует в обоих» только для того, чтобы не поддаться панике? Она взглянула на Чеза, по-прежнему потного и красного. И решила, что обязана его ободрить. – Я просто хотела отвлечься, чтобы не бояться, – сказала Эмма. – И мне повезло. Теория оказалась верной. Наконец-то.

– По-моему, это не очень хороший ключ, – сказал Чез и указал на повторяющиеся буквы. – Четыре «е», четыре «т», шесть «о»…

– Ну да, ты ведь говорила, что в идеальном ключе буквы не должны повторяться! – добавил Финн с негодованием. – Иначе можно запутаться!

– Да, но здесь нам помогут цифры, – сказала Эмма. – Я думала, они сами по себе, но посмотрите… – Она быстро подписала под ключом алфавит. А потом пронумеровала повторяющиеся буквы ключа.

– О, – сказал Чез. – Пронумерованные буквы в ключе обозначают их последовательность в тексте.

Запись давала Эмме возможность работать гораздо быстрее, поскольку не нужно было считать в уме. Она быстро перевела первые два с половиной предложения: «Если вы зашли так далеко, вы знаете про рычаг. А если вы знаете про рычаг, то обязательно захотите его использовать. Но не делайте этого, пока…» «Ох, мама, – подумала Эмма, чувствуя, как быстро бьётся сердце. – Разве ты не знаешь, что мы воспользовались рычагом как только нашли его, ещё ничего не успев понять?»

Но, конечно, мама не могла этого знать, когда писала письмо. Она писала его, когда Чез, Эмма и Финн спокойно спали в своих кроватях дома, не имея никакого понятия о рычагах, тайных комнатах, секретных шифрах и параллельных мирах.

Тогда они даже не были знакомы с Натали.

– Жаль, что нельзя пропустить несколько фраз, – пожаловалась Эмма. – Наверняка здесь идёт речь о том, что мы и так уже выяснили. Но я не хочу забегать слишком далеко вперёд, чтобы не прозевать что-нибудь важное.

– Пропусти несколько предложений, – сказал Чез. – Мы с Финном их разберём. Мы возьмём карандаш и будем записывать всё, что расшифруем.

– Но я не умею, – заныл Финн.

– Вместе мы справимся, – перебил Чез, похлопывая брата по плечу.

«Чез, и ты ещё говоришь, что от тебя никакого толка?!» – подумала Эмма.

Но она уже с головой ушла в шифр. Она разбирала фразу за фразой, время от времени передавая карандаш Чезу. Эмма почти не слышала, как переговаривались братья:

– Здесь «п», потом «о», потом «д»… Это значит «под».

В начале следующего абзаца речь шла о каких-то политиках и лжи.

«Мы это уже знаем», – подумала Эмма, вспомнив лживый суд над мамой.

Дальше говорилось о журналистах, с которыми сотрудничала мама: они все раскрывали правду, полагая, что люди должны знать, как обстоят дела, чтобы здраво судить о своём правительстве. Но никаких имён не было: как писала мама, «есть риск, что письмо попадёт не в те руки, а я не хочу случайно выдать союзников. Нас пока ещё слишком мало».

Зато мама объяснила, каким образом союзника можно распознать. «Я оставила одну вещь, которую вы узнаете – и сразу поймёте, что она не на месте. Вам известно, откуда она взялась и кто её сделал. Это символ, который друг покажет вам в знак того, что ему можно доверять».

«Ох, мама, – грустно подумала Эмма. – Ну почему ты не сказала этого в первой части письма, которую мы расшифровали прежде, чем явиться на суд! Скольких проблем мы могли бы избежать!»

Она поняла, что речь идёт о кривом сердечке, которое Финн когда-то нарисовал на мамином чехле для телефона. Эмма нашла копию этого рисунка в ящике маминого стола, хотя обычно мама не держала там никаких личных вещей. А потом, во время суда, человек, известный им как Джо, показал им точно такой же рисунок, только поменьше. Именно так они и поняли, что Джо можно доверять.

«Если бы мы с самого начала знали про сердечко, мы бы не опасались Джо. Тогда бы мы, может, добрались до мамы раньше и, может, спасли бы её во время суда, и нам бы не пришлось сюда возвращаться. Мы бы не тратили время даром и не потеряли бы госпожу Моралес».

Эмма перестала думать о прошлом путешествии в другой мир и сосредоточилась. Этот абзац содержал лишь ту информацию, которую они и так теперь знали. Эмма пропустила ещё немного. На сей раз она едва успела прочитать предложение до середины – и ахнула. А потом обняла братьев и воскликнула:

– Вот оно! То, что нужно!

– Здесь написано, где мама и как её спасти? – едва дыша, спросил Финн.

– Нет, но это первый шаг! Наконец хоть что-то полезное! – Эмма обняла братьев ещё крепче.

– И что же? – спросил Чез.

В кои-то веки он говорил с такой же надеждой, как Финн. Эмма ткнула пальцем в кривую строчку, которую вывела над строкой письма, а потом, поняв, что Чез и Финн не разберут её торопливые каракули, прочитала сама: