Самозванцы

Всю дорогу вверх по лестнице в голове у Натали отчаянно крутилась эта бесполезная мысль, то обрываясь, то возникая снова. Никакого пути к бегству не было. Натали чувствовала себя заключённым, которого ведут в камеру. Тем более что судья шагала впереди, а другая бабушка, в своём великолепном оранжевом платье, замыкала процессию, как будто желая лично убедиться, что Натали не сбежит. «По крайней мере, хоть мэр не идёт рядом как третий тюремщик», – подумала Натали.

Мэр Мэйхью шёл впереди, словно пытаясь угнаться за судьёй. Но та всё ускоряла шаг.

Судья подошла к двери кабинета, и в её руке блеснул ключ, будто она с самого начала держала его наготове. «Совсем как мама, – грустно подумала Натали. – Всё схвачено».

Судья повернула ключ в замке, но открывать дверь не торопилась.

– Это что такое? – спросила она, наклонилась и подняла сложенный листок бумаги, который вылетел из щели. Он что, был там и раньше, просто Натали не заметила? Судья развернула листок. Это оказалась листовка, возвещающая об избирательной кампании – несомненно, судья Моралес видела её много раз. Но она долго стояла, склонив голову над бумажкой, и внимательно в неё вглядывалась.

«Может, она ищет нечто вроде тайного послания или шифра, – подумала Натали. – Следы невидимых чернил, или закрашенные буквы, или…» Она решила, что слишком много общалась с Эммой, которая любит рассказывать про зашифрованные послания, скрытые в самых неожиданных местах.

Между тем судья бросила на другую бабушку многозначительный взгляд, сложила листок и, сунув его в карман брюк, открыла дверь.

– Я сейчас объясню… – начала Натали, решив атаковать первой. То есть заговорить прежде, чем взрослые увидят другую Натали.

– Объяснишь что? – спросила судья, шагнув за порог.

Натали протиснулась мимо неё – и не поверила своим глазам. Не считая её самой и судьи, в кабинете никого не было. Натали на цыпочках обогнула стол и обнаружила ещё один сюрприз: рюкзаки и ноутбуки тоже исчезли.

– Объясню, зачем я спустилась, хотя мне было нехорошо. Ведь я… я могла заразить других, – сказала Натали, пытаясь хоть как-то исправить свою ошибку. – Я не хотела, чтобы ещё кто-нибудь заболел, и…

Мэр нетерпеливо отмахнулся:

– Ой, да кого волнуют охранники и уборщики! – Они с другой бабушкой тоже вошли в кабинет, и другая бабушка закрыла дверь. Мэр оглянулся с таким видом, будто ему самому хотелось удрать. – Зачем ты собрала нас здесь? – спросил он у жены.

– Сядь, милый, – произнесла судья, указав на кушетку.

Это ласковое слово в устах судьи звучало так же странно, как в устах мэра. Натали вдруг вспомнила, когда в последний раз её настоящая мама сказала папе «Я люблю тебя». Два года назад они ехали домой после школьного спектакля – родители сидели впереди, а Натали с бабушкой сзади. И тогда она услышала, как мама сказала: «Конечно, я тебя люблю, Роджер» – но таким тоном, словно имела в виду «Да я едва могу сидеть с тобой в одной машине». Тогда бабушка попросила: «Включи радио погромче. Натали, это ведь твоя любимая песня?» И та кивнула, хотя это совсем не была её любимая песня. Просто Натали не хотелось слышать, как мама с папой ссорятся.

Возможно, тогда она впервые в жизни соврала бабушке. Возможно, это был последний раз, когда они – Натали, мама, папа и бабушка – собрались вместе. Но теперь они, все четверо – ну или их двойники – стояли здесь.

Натали почувствовала, как у неё сжимается горло. Она была рада, что прямо сейчас её ни о чём не спрашивают. Она бы не смогла ответить.

Мэр сел на кушетку, но судья и другая бабушка продолжали стоять, возвышаясь над ним. Натали осталась у стола, надеясь, что взрослые забудут о её присутствии. А ещё она подумала, что на стол можно будет опереться, если всё станет хуже.

Спустя несколько секунд мэр встал и вытянулся в полный рост.

– Я имею полное право обсуждать вопросы безопасности в собственном доме, – заявил он. – С твоей стороны несправедливо намекать, что это исключительно твоё право. Как будто ты одна можешь принимать решения.

– Ты станешь губернатором, – напомнила судья. – С моей помощью. – Это прозвучало как угроза. Словно она не обещала помощь, а предупреждала, что лишит мужа поддержки, если он не будет слушаться.

Но чего же она добивается?

– Ты… ты… – Мэр широко развёл руки, и вид у него стал почти беспомощный. – Ты выставляешь меня глупцом.

– Выставляю? – ядовито уточнила судья. – Ну, тебе виднее.

Мэр сжал кулаки. И шагнул к судье. Та продолжала мерить его презрительным взглядом.

– Ты что-то задумала, – обвинительным тоном произнёс мэр. Он бросил гневный взгляд на другую бабушку. – Вы обе… вы что-то от меня скрываете, лжёте мне!

– Ты обвиняешь нас во лжи? – спросила другая бабушка и, шурша платьем, подошла к нему.

– А разве наш брак был основан на правде? – подхватила судья. – Когда это правда хоть что-то значила для нас? И для кого угодно в этой стране?

– Это совсем другое дело, – настаивал мэр.