Сампо

В марте стали умирать. Сначала одинокие, старые и немощные, потом и люди в рабочем возрасте. Газеты не выходили, радио умолкло – только зарубежные станции можно было поймать на батареечные приёмнички. Они сообщали, что невиданным потоком в Россию идут из Восточной Азии компьютерные комплектующие. Что в составе караванов с ними всегда есть бензовозы, так как в России запрещено чем-либо торговать, топливом в том числе. Что китайским и филиппинским поставщикам не хватает площадей цехов. Что в Европе тоже появились депрессивные районы, где из-за компьютерного коллапса наступил голод. Что слать гуманитарную помощь продуктами бесполезно – она не дойдёт до терпящих бедствие, выход один – преодолеть компьютерный мор, который, по словам Би-Би-Си, «как гигантская мельница, перемалывает машины интеловско-майкрософтовской архитектуры», и наладить управление хозяйством.

Это-то Алексей и сам знал. Мало того, он знал, где взять ЭВМ. Почти исправную. Не компьютер – потомок «икстишек», а советскую ЭВМ. Захватив из дому весь остаток крупы, добытой женой в последний поход в область, он пошёл к Сане.

– Сань! Есть дело.

Саня пережидал напасть один. Жену и детей отправил пешком в деревню сразу, как перестали ходить автобусы и электрички. Он был атомщик, контора его вполсилы, в дежурном режиме, работала, там кормили и топили, и домой он приходил только убедиться, что квартиру не разнесли.

– Извини, Лёш, встретить нечем.

– Если ты про пошамать, то… – и Горюнов потряс мешочком с крупой, – а вообще-то у тебя есть чем, только это у тебя на работе.

– Загадками изволите выражаться, – хмыкнул Саня, ставя на газ кастрюльку с рыжей водой из речки. – Эт’чё? Овсянка, сэр? Классно! – и с приятным шорохом высыпал крупу в кастрюльку. – А чего это ты расщедрился?

– Помнишь, ты рассказывал про списанные «Автографы-840»? Ещё не уехали на свалку?

– Не-а. У нас ничего не выбрасывали с перестройки. Решили, всё когда-нибудь пригодится, эти тоже. Там даже штуки четыре трёхсотых пэкашек валяются, последней, уже постсоветской поставки из Белоруссии. По моему, этих даже и не вскрывали – все тогда на триста восемьдесят шестые накинулись.

– Сань! Это же спасение для всех! А добыть ты их можешь?

– Не, один не могу. Это же нехилая куча харда. Надо с охраной говорить, с завхозом, с первым отделом…

– Я уже позвал деятеля из охраны, он ща придёт. Вы ведь не в ссоре?

– С Аркашей? А чё с ним ссориться…

Раздался стук в дверь.

Съев тарелку овсянки, командир вохры атомного института, где работал Саня, вполне проникся идеей. Через день внеочередное заседание Городского Собрания депутатов состоялось в столовой института. Депутаты сидели в кружок, а посередине возвышалась груда пыльных железных ящиков, кабелей и чего-то похожего на старые телевизоры. Кроме депутатов и горы барахла, были: Горюнов, Саня, Аркадий, директор хлебозавода, начальник железнодорожной станции, начальник налоговой и замдиректора института.

– Срочно надо делать, – подвёл итог сити-менеджер, когда выслушал Горюнова и Саню. – Михаил Михайлович, если установить машину здесь, вы сможете предоставить доступ к вашим сетям, они работают?

– У нас всё работает, – ответил замдиректора. – Ситуация чрезвычайная, сейчас всё можно.

– И можно, – подхватил Саня, – дать одновременно доступ железнодорожникам, энергетикам, органам учёта, – он покосился на налоговую даму в мундире с узкими погончиками. – Если уж вы говорите, что без связи с вашей базой данных ни одно предприятие не имеет права работать!

Бывший инженер НИИКристаллокерамики вышел с заседания главным инженером ВГВЦ – временного городского вычислительного центра. Саня – ведущим программистом. Обязанности директора возложили на зама директора института. Операторов и прочих должен был прислать он. Электричество дать на первых порах брался тоже институт – от своей энергоустановки, а дальше, по мере налаживания учёта, город обязывался погасить долг.

Работали круглосуточно. Лена с детьми тоже переселилась сюда – кое-что в вычислительной технике советского времени она понимала, да и детям теплей. Никто не возражал. Горюновы-младшие наравне со всеми таскали кабели и винтили шурупы. Через три дня в область ушёл поезд с охраной – не штатскими-добровольцами, а институтскими десантниками-антитеррористами. Полный поезд продуктов – уже что-то. А потом ещё и ещё. Заработали два магазина, где еду давали вначале по талонам, напечатанным всё на том же ВГВЦ. Подали ток в город и в ближние деревни. Начали ремонтировать теплосети и канализацию. Дали тепло и воду. Потом стали открываться промтоварные лавочки. Из деревень пошли овощи, молоко и мясо. Пошёл и бензин из области, с нефтеперегонного завода. Город начал оживать.

Все – и Горюнов, и атомщики, и депутаты Горсобрания – понимали, что это не жизнь, а так, нечто едва теплящееся. Жизнь – это заводы, железные дороги, телефон, газеты и прочее, что невозможно в отдельно взятом городе. А существует только в целой огромной стране.

– Могу рассчитывать на вашу помощь? – спросил Горюнов у сити-менеджера.